— Вздор. Вздор, милейший! Сим нужен тебе для другого, и если ты хочешь, чтобы он остался жив, ты мне скажешь, для чего он тебе нужен.
Странник пожал плечами.
— Я мог бы что-нибудь выдумать, — сказал он, — но это глупо. Сим нужен мне в лаборатории как подопытный кролик. Вот и все.
Прокурор пронзительно посмотрел на него, ничего, как всегда, не обнаружил и сказал:
— Ну ладно, я не волк какой-нибудь. Придержи излучатель, и когда шлем будет готов, получишь Сима живого и здорового. Согласен?
Странник хмуро глядел в окно.
— Гарантия, что он будет жив и здоров.
— Мое крайнее нежелание познакомиться с направленным излучателем.
— А куда ты его денешь? Сгноишь в тюрьме?
Прокурор мысленно восхитился небрежностью, с какой был задан этот вопрос. На такой вопрос мог бы ответить даже самый осторожный и опытный человек. Если бы, конечно, не ждал его заранее.
— Ты получишь Сима живым и здоровым, — сказал он.
— Хорошо. — Странник поднялся. — Твоя сила. И пусть будет по-твоему. Будь здоров.
Когда он вышел, прокурор некоторое время сидел, жуя губами, затем снова достал претензию защитника со своими надписями, приписал внизу: «Мера нового наказания — засекретить» и переложил лист в папку с грифом «Для лиц вертикального подчинения».
Вышеприведенная глава подвержена особенно частой правке, вычеркнуты целые страницы и целые страницы рукописного текста вставлены. На полях этой главы написано: «Генерал-комендант Особого Южного Округа. Государственная важность. Совершенно секретно. К строгому и неукоснительному исполнению. Под личную сугубую ответственность».
В начале следующей главы, где в окончательном варианте Максим вспоминает процесс, в первоначальной редакции более подробно описывались его первые дни на каторге.
Он чувствовал себя подавленным. Все получилось не так, как он рассчитывал. Вчера вечером он очень обрадовался, когда Зеф, дважды пройдя вдоль строя новоприбывших каторжников, выбрал именно его в свою сто четырнадцатую группу саперов-смертников. Он узнал Зефа сразу, эту огненную бородищу и квадратную фигуру нельзя было не узнать. Потом он обрадовался, когда Зеф привел его в барак и указал ему место на нарах рядом с одноруким Вепрем. Это была удивительная удача — ему сразу удалось наткнуться на человека, достаточно опытного и вполне проверенного. А потом все стало плохо. Однорукий не хотел разговаривать. Он вежливо выслушал рассказ Максима о судьбе ячейки, неопределенно произнес: «Бывает и не такое», зевнул и лег, отвернувшись. Тогда Максим попытался напомнить Зефу о первой встрече, но Зеф сделал вид, что ничего такого не помнит, и приказал ложиться спать. Максим лег, но заснуть не мог долго.
<…> Вдобавок ко всему Вепрь и Зеф все время молчали. Зеф с самого начала приказал Максиму глядеть в оба и ступать след в след, а потом словно перестал замечать его. Максим пытался рассказывать о себе, его вяло слушали, отвечали бессмысленными словечками вроде «ай да ты», «да ну» или «неужто», но вопросов не задавали и на вопросы не отвечали. И Максим окончательно понял, что здесь он чужой и что его не принимают в свои, и что ему предстоит либо каким-то образом доказать, что он свой, либо искать другие связи.
Пробовал Максим говорить и о серьезном. К примеру, о побеге.
— Убежать нетрудно, — сказал Максим. — Убежать я мог бы прямо сейчас.
— Ай да ты! — сказал Зеф.
— Дело не в том, чтобы просто вернуться — что бы я стал там делать один? Надо вернуться всем и с оружием…
— Это кому же — всем? — спросил однорукий.
— Всем, кто здесь есть.
— Это зачем же?
Максим удивился.
— Чтобы свалить тиранов, естественно. Или вы намерены по-прежнему валить башни?
И по-другому начинался у Максима серьезный разговор с Зефом и Вепрем.
— Отвык я от таких слов, — сказал Зеф. — У нас тут все больше «гады» да «подлецы». Эй, парень, как тебя…
— Максим.
— Да, правильно. Что, Мак, сердце твое полно благодарности?
— Кому? За что?
— Ну как же? Вместо электрического тока бесконвойная жизнь на природе.
— Я был уверен, что меня не казнят, — возразил Максим. — Все-таки это был открытый процесс с соблюдением всех юридических норм, а не расправа в гвардейской казарме…
