— В инструкции нет соответствующих указаний, — обреченным голосом произнес Фарфуркис. Это звучало как: медицина бессильна, остается надеяться только на чудо. И чудо свершилось.
— Доложите описание, — просто сказал Лавр Федотович.
И все ожило. Фарфуркис принялся делать пометки, Хлебоедов вылез из-под стола, и даже спящий полковник вышел из некоторого инстинктивного оцепенения и позволил себе два раза всхрапнуть, но таким, однако же, образом, что произведенные им звуки могли быть при желании истолкованы как одобрительное ворчание.
— Описание дела номер шестьдесят четвертого, — прочитал комендант. — Дело номер шестьдесят четыре представляет собой бурую тестообразную субстанцию объемом около десяти литров и весом в шестнадцать килограммов. Запаха не имеет, вкус неизвестен. Принимает форму сосуда, в который помещена. На гладкой поверхности принимает форму круглой лепешки толщиной до двух сантиметров. Признаки жизни: слабая реакция на раздражение электрическим током и на посыпание солью; легко усваивает углеводы (сахарный песок); со временем не портится. По-видимому, способна восстанавливать изъятые из нее массы. — Комендант отложил приложение и вернулся к анкете. — Пункт четвертый, год и место рождения: не установлены, вероятно, не на Земле…
— Вероятно, — саркастически сказал Фарфуркис — Это вы нам потом все обоснуете! — сказал он мне, погрозив пальцем.
— Национальность, — повысив голос, продолжал комендант. — Вероятно, пришелец. Образование: вероятно, высшее. Знание иностранных языков: не обнаруживает. Место работы: вероятно, пилот космического корабля. Был ли за границей: возможно.
— То есть как? — вскинулся Хлебоедов. — То есть как это «возможно»?
— А так, — сказал комендант. — Откуда я знаю? Может, он из Швеции к нам прибыл, он же не говорит.
— Занесите-ка в протокол на всякий случай, — сказал Хлебоедов, — По-моему, бдительность у вас не на высоте. Так и запишите: Хлебоедов, мол, напоминает коменданту о бдительности.
— Краткая сущность необычности, — продолжал комендант, — Неизвестное существо (возможно, вещество) с неизвестной планеты (возможно, не с планеты)… — комендант укоризненно посмотрел на меня поверх анкеты, — …невыясненного химического состава и с принципиально неопределяемым уровнем интеллекта. Данные о ближайших родственниках отсутствуют, адрес постоянного местожительства неизвестен. Все.
— Ничего себе «все»! — сказал Хлебоедов, желчно похохатывая, — Это был я директором конного парка номер два погрузоразгрузочной конторы, как сейчас помню, номер девять, в одна тысяча девятьсот шестьдесят втором году, и приходит ко мне один мерин. Я, говорит, мерин. Документов нет. Языков не знает, имя тоже неизвестно. И я его, понимаешь, по неопытности принял, чего там, думаю, пусть, мерин ведь. А он через неделю жеребенка приносит — раз! Смывается без следа — два! И еще пять мешков овса как корова языком слизнула. Вот так вот. А вы говорите — «неизвестно», там, «возможно», «не обнаружено»… Как дети, ей-богу!
— Да, да, — сказал решительно Фарфуркис—Я тоже неудовлетворен. Это не работа, знаете ли. Мы не юннаты, мы ответственность несем, наша обязанность — рассматривать объекты необъясненные, а вы же нам, товарищ Зубо, подсовываете объект неизвестный. Согласно же инструкции метод работы с неизвестными объектами должен быть совершенно иным, поскольку неизвестный объект может, в частности, оказаться взрывчатым, ядоопасным или, скажем, самовозгорающимся. Я категорически против.
Все взгляды устремились на Лавра Федотовича. Лавр Федотович долго молчал, опустив веки и дымя «Герцеговиной Флор». Затем он произнес:
— Народ.
— Да, да, — подхватил Фарфуркис — Вот именно!
Но Лавр Федотович словно не слышал этого восклицания. Он поднял к глазам бинокль и несколько минут рассматривал меня и коменданта по очереди.
— Народ! — повторил он наконец, опуская бинокль. — Народ ждет от нас подвига. Пусть дело войдет, товарищ Зубо.
Комендант засеменил к двери, а Лавр Федотович достал из портфеля противогазовую маску и положил рядом с собой. Комендант быстро вернулся, держа обеими руками большую стеклянную банку с делом номер шестьдесят четыре. Лицо у него было отчаянное, и я его сразу понял. Во-первых, банка была из-под соленых огурцов, максимум на пять литров, и куда девались остальные пять литров пришельца — было непонятно. Во-вторых, дело номер шестьдесят четыре было отчетливо синее, а не бурое, как вчера, когда я составлял описание. На кой черт он перелил его в банку? — лихорадочно соображал я. Ведь оно было в таком удобном контейнере… И где его вторая половина? Ну, сейчас начнется. И началось.