– Что с вами?
– Мне показалось…
– Креститесь, – атеистически усмехнулся Модест Михайлович.
– Нет, я к тому, что в свое время мы с Ипполитом Игнатьевичем много говорили об этом институте, и об имении графа Кувакина.
Я врал, никогда мы с ним ни о чем подобном не говорили.
– Он собирал какие-то материалы по истории этого заведения, еще о тех временах, когда тут алхимией занимались.
– Да?
Модест Михайлович усмехнулся и повел меня не обратно, а в глубь коридора, открыл дверь в стене, и мы начали спускаться по лестнице. У меня мелькнула мысль, что он меня уже провожает. А как же моя куртка у него в кабинете?
Мы вышли на задний двор основного корпуса. Здесь все было не в такой ухоженности, как с лицевой стороны. Но все же не в запустении. Две дорожки, обсаженные кустами, уходящие куда-то вниз под небольшим углом.
К Белому Оврагу, сообразил я.
Мы прошли, хрустя песочком по одной из них примерно до середины, свернули на тропинку, совершили небольшой подъем.
– Вот, – сказал директор, показывая на небольшой со снесенной вершиной холм, занятый кустами высохшего прошлогоднего репейника и такой же крапивы.
– Что?
– Знаменитый масонский фундамент.
– Здесь был храм со статуей Мудрости на крыше. Да?
– Смотрю, вы тоже собирали «материалы» о кувакинском имении?
– Не-ет, это все по рассказам Ипполита Игнатьевича.
– Понимаю.
– А скажите, раскопки вам тут не предлагали провести?
– Теперь это частная территория, государством ничего не охраняется, потому что от построек восемнадцатого века фактически ничего не осталось.
– А алхимическая лаборатория?
Моя осведомленность не испугала директора. Он даже, кажется, зевнул.
– Она… Ее даже немного видно, стена крупной каменной кладки между теми стволами. Над нею длинный стек лянный купол. Вон там.
– Вижу, да.
Мне хотелось туда сходить, но я не хотел выглядеть шпионом. Пришел к дедушке якобы, а сам давай шнырять среди старины.
– Так вы говорите, никакого восемнадцатого века?
Модест Михайлович уже откровенно зевнул.
– Почти никакого, только отдельные камни. С точки зрения исторической намного интереснее вот эта радиовышка.
Он резко обернулся и указал на ту самую четырехгранную решетчатую конструкцию, высоко вознесшую в небо свои ржавые ребра.
– Для историков науки тут есть материал. Мы не сносим ее специально, не вандалы же мы. Может, кто-то и заинтересуется. Это очень интересная штука. Она появилась раньше Шуховской башни, той, что на Шаболовке, знаете?
– Да, конечно. А в чем ее, ну, секрет?
– Извините, я не специалист, а администратор. И, еще раз извините, мне пора.
– Понятно.
– Вас проводят.
– А моя куртка?
– Уже ждет вас на выходе.
Я сделал несколько шагов, но остановился. Нельзя было просто так выйти из этого разговора. Явился как озабоченный судьбой дедушки, а ухожу как экскурсант, осмотревший интересные развалины. Я обернулся.
Модест Михайлович стоял на месте, и, набычившись, смот рел мне в спину.
– А Ипполит Игнатьевич… я бы хотел…
– Мы сообщим вам, если наступят серьезные изменения в его состоянии. Оставьте девушкам свои координаты.
– И…
– Шансы у него есть. Вы же видели, он и глаза время от времени открывает.
* * *
От платформы домодедовского аэропорта отошел белый аэроэкспресс. Сразу же вслед за этим на платформу вышла группа молодых людей – явно только что прилетели. К ним, расстроенно глядящим вслед равнодушно исчезающему поезду, бросились местные транспортные зазывалы. Предлагали такси, места в маршрутке, в автобусе – минут через десять тронемся!
Сначала один из пассажиров откололся от группы и побрел в сторону припаркованных чуть в сторонке автомобилей. Потом другой. Стало ясно, что никакая это не группа, каждый сам по себе искатель подходящего транспорта.
Зазывалы крутились вокруг, сообщая, что следующий рейс аэроэкспресса только через час, что было заведомой ложью и недобросовестной косвенной рекламой своего способа перевозок.
– Такси? – спросил один из гостей столицы, высокий юноша с бледным худым лицом и бритым, удлиненным черепом. – Где твое такси?
Водила засуетился, стал объяснять, что нужно пройти вон за те ворота, там еще чуть-чуть, и…
