Все дело в бедуинах. Кочевые племена издревле расселены на территории всего арабского Востока, и ни одно правительство ничего не может сделать с ними и с их кочевой жизнью. Понятие «бедуин» происходит от арабского «бидун», то есть «без», обозначает человека, у которого ничего нет. Например, нет документов: выдаваемые им паспорта бедуины воспринимают как отличную туалетную бумагу. У многих из них нет никакого дома, они так и живут всю жизнь в походных шатрах – при том, что сегодня рядом с шатром часто стоит современный внедорожник или пикап вместо верблюда. Нельзя воспринимать их как дикарей: у них есть музыка, поэзия, все они обзавелись спутниковыми антеннами, бензиновыми дизель-генераторами, многие – автомобилями. Почти невозможно найти бедуина, у которого нет автомата Калашникова. Просто они такие – держатся за свой образ жизни и свои традиции, чтобы не раствориться в сонмище народов и народностей, населяющих Ближний Восток. Зарабатывают на жизнь разведением скота и, к сожалению, контрабандой…
На спидометре – сто семьдесят. Амани сидит на переднем сиденье, поджав под себя ноги, она почему-то любит так ездить, хотя мне это кажется странным и неудобным. В гудящей полосе окна ничего не видно, но я знаю, что там есть, в Ар-Рутбе я был и все это видел не раз. Вокруг нас – пустыня, эта часть Ирака наиболее безлюдна. Смазанными зелеными пятнами мелькают редкие оазисы, в остальном – буро-желтая каменная пустыня, редкие золотистые пятна полей пшеницы – некоторые бедуины и местные фермеры умеют ее возделывать. Местная пустыня – это не песок, а просто голая, малоплодородная, каменистая земля, бесконечная цепь низких холмов, лощин, вади – русел сухих рек. Перепад температур здесь может достигать сорока градусов, поэтому большая часть валунов треснутая или расколотая. Зимой тут идет снег, когда он тает – русла вади наполняются потоками воды, поток такой сильный, что может унести верблюда или корову. Много каменных осыпей, редкое жилье, черные платки бедуинских палаток, бормотание дизель-генераторов. Поселков почти нет – земля бесплодна и не дает пропитания ни человеку, ни его животным. Чтобы выжить – надо кочевать. И посреди всего, посреди сурового каменного безмолвия – алые заплатки пустынных роз. Это – местное чудо, бедуины считают, что набрести на место, где растут пустынные розы, – большое счастье. И не дают травить такие места своему скоту.
Алые пустынные розы…
– Ты уверена, что он там? – спрашиваю я Амани, которая сегодня на редкость молчалива.
– Нет, – отвечает она. – Он может быть там. Ты знаешь правила – кто задает вопросы, тот долго не живет.
Да. Я знаю правила. По этому же принципу построена «Аль-Каида» – никто не должен задавать вопросов, никто не должен делать карьеру. Каждый должен ждать, пока ему сообщат то, что он должен знать, или пригласят перейти на другую ступень тайной иерархии. Кто проявляет активность – автоматически попадает под подозрение и заканчивает жизнь на мусорной свалке где-нибудь в окрестностях Карачи. Вот почему американцы никогда не внедрят своего человека в «Аль-Каиду». Они не умеют ждать.
А я умею. И даст Аллах – сегодня дождусь – расправлюсь с человеком, который предал своих, хуже того – убил своих и стал духом. Я долго этого ждал и заслужил это – Аллах свидетель, заслужил…
– Почему ты так хочешь его убить? – Амани словно читает мои мысли.
– Почему? Он предатель. Он был одним из нас, а стал одним из них. Русские ненавидят предателей, для русского предатель – худшая из тварей на земле. Многие умирали под пытками, опасаясь только одного – предать. А Аль-Малика никто не пытал. Он сам принял решение предать и предал. Перешел на сторону врага. Теперь он – один из самых опасных людей в «Аль-Каиде», опасный не по тому, что он говорил на ролике в «ютубе» – а по тому, что он делает.
– Мой брат тоже был предателем, – говорит Амани. – Получается, его убили правильно?
– Твой брат не переходил на сторону врага. Твой брат всего лишь решил прекратить войну, которая ни к чему не ведет. Он же не стал израильским агентом?
– А если бы стал?
