Глава шестнадцатая — о прерванной шахматной партии, о том, как я продолжаю тренировать волю, и об одном очень смешном недоразумении
Не думаю, чтобы Грека с кем-нибудь еще делился своей невеселой историей о покинувшем их отце. А мне вот взял и выложил все. Выходит, что я расположил его к себе, вошел в полное доверие. Как разведчик, я мог бы гордиться «полученной информацией». Только никакой гордости почему-то не испытывал. Я даже не знал, имею ли право рассказать своим друзьям об этом. Хотя Грека ни о чем и не предупреждал меня, но вряд ли ему будет приятно, если стану болтать об этом направо и налево. Конечно, Алеша и Марина — это не «право и лево», но как знать, возможно, им тоже не обязательно говорить про это…
В тот день так ничего и не сказал им. Просто информировал, что раненый «противник» до сих пор вынужден отсиживаться дома и никаких новых злодейских дел пока не замышляет.
А на другое утро мы и думать забыли про Греку. Я сидел у Алеши (играли в шахматы), когда зазвонил телефон. Алеша взял трубку, послушал и произнес всего лишь два слова:
— Идем. Сейчас.
— Куда это? — Мне жалко было прерывать партию: еще три-четыре хода, и сопернику неминуемо грозил «мат».
— Марина зовет.
— Может, доиграем?
— Что-то стряслось у нее. Сказала, чтобы немедленно спускались.
Если немедленно, то какой разговор! Фигуры на доске я, на всякий случай, смешивать не стал. Не мог же я ведать, на пороге каких событий мы все стоим.
К Марине стучать не пришлось. Дверь была приоткрыта — хозяйка поджидала нас.
— Случилось что? — с тревогой спросил Алеша.
Марина проводила нас к себе, велела сесть на диван-кровать, а сама, в синих брюках, в цветастой кофточке с открытыми по локоть руками, стояла посреди комнаты, словно манекенщица, когда новые моды по телевизору показывают. Я с любопытством ждал, что будет дальше.
— Мы члены какого клуба? — спросила она и вприщурку посмотрела на меня, на Алешу.
— Веселых и добрых, — сказал Алеша.
— Веселых и щедрых, — поправил я. — Лучше как-то звучит.
— А я предлагаю добавить: «И настойчивых». Ты, Леня, говорил, что щиты для катка достать невозможно. А я утверждаю: че-пу-ха! Только что звонила Наташа — дочка моего дяди. Помните, магнитофон хотела у него просить?.. Так вот, Наташа сказала, что вчера — слышишь, вчера! — им привезли щиты, вчера же их установили во дворе, а сейчас, в эту минуту, заливают каток.
Алеша произнес, глядя в пол:
— Ты так говоришь, будто щиты у меня в подвале сложены и мне жалко их отдать. Я же точно знаю: ребята ходили в жэк, и там сказали: щитов нет и не будет.
— Ленечка, — Марина положила руку ему на плечо, видно, поняла, что Алеша обиделся, — вот я и предлагаю в название клуба добавить слово «настойчивых». Ребятам не дали, а мы должны добиться.
Я вспомнил о прерванной шахматной партии.
— Марина, этот Наташин каток — не в другом городе?
— Нет, Боречка, не в другом. В нашем городе.
— Тогда, наверное, в другом районе. Ты долго тогда ездила…
— Но какое это имеет значение?
— Другой район, другой жэк, другой управдом…
— Что ж, я не против, — сказал Алеша. — Можем сходить. До жэка — не сто километров.
«Эх, — подумал я, — было бы у него выигрышное положение, не то бы сейчас сказал… Хотя вряд ли, разве устоять ему против Марины?»
Честно говоря, у меня не было охоты тащиться куда-то в жэк. Тем более, ребятам однажды уже отказали.
А Марина — ну что она за человек, словно каким-то электричеством заряжена! — обрадовалась, затормошила нас, догнала скорей одеваться. Дома у Алеши я только покосился на шахматную доску с расставленными фигурами. О том, чтобы продолжать игру, и заикнуться было бы смешно. Алеша, не мешкая, набросил пальто, натянул шапку. Как же: Марина велела, ждет!
Она и в самом деле стояла в подъезде, нетерпеливо похлопывала варежками по ладони…
Близорукая, близорукая, а все видит сквозь толстые свои, продолговатые стекла. И тут сразу заметила, что лицо у меня, как она выразилась, «какое-то такое кисловатое».
— Напрасно время теряем, — пояснил я. — Пошли бы лучше снова на горы. Санки бы захватили…
— Лень, — Марина обернулась к Алеше, — какой-то странный он человек. Ты не находишь?
