Арнольд разбирался со скелетом. Судя по позвонкам и ребрам в тряпке, переброшенной через лавку, покойный почил в бозе, стоя на коленях перед иконостасом. Испустил дух в молитве, да так и истлел. На столе лежала большая стопа церковных книг, невесть когда напечатанных, с гравюрами. Последняя книга, открытая на странице, выцветшей до желтизны, так и вовсе оказалась рукописной. Пересохший и раскрошившийся лист рассыпался от прикосновения, но предыдущие были вполне читаемы.
— Это бухгалтерская ведомость. Приходно-расходная книга, — сказал Валентин, сдув бумажный прах загубленной странички, и вчитавшись в карандашный текст следующей.
— Шутишь! — не поверил Егор Васильевич.
— Честное слово! Вот, — чтец бережно поддел широкой линейкой лист, перевернул, поддел второй, третий, с каждым разом все смелее, пролистнул несколько страниц вперед, где записи были отчетливей:
— Мед, четыре кади, воск, полпуда. Или раньше, вот, рыба вяленая, три плетенки…
— Смотри, какой учет, а? — восхитился начальник.
— Плетенка, это что? Корзина, что ли? — уточнила Елена.
— Кто ее знает, — отмахнулся Валентин, подставляя развернутую книгу для фотографирования.
Раздался скрежет. Дик с Арнольдом выдвигали самый короткий ларь на середину комнаты, для удобства осмотра. Сэнди метнулась туда, по просьбе подружки фотографируя содержимое. Ее фотоаппарат был предметом зависти Валентина, обожавшего технику. Тот несколько раз просил дать ему в руки это чудо зарубежной техники. Но американка категорически отказывала в просьбах, не доверяя аппарат чужим рукам, якобы, способным сбить настройку. И, действительно, кнопочек, рычажков и регуляторов на фотоаппарате было несчитано. Больше того, всеми ими Сэнди активно манипулировала. Вот и сейчас сделала несколько снимков, потом сменила настройку, повторила снимки с другой точки.
Егор спохватился, что вместо методической работы идет беспорядочное потрошение, решил навести порядок, и несколько раз хлопнул в ладоши:
— Стоп, друзья! Я прошу остановиться! Надо все-таки работать по правилам…
— Егор! Мы уже начали, стоит ли отыгрывать назад? — снова выступил возмутителем спокойствия Дик.
— Мы продолжим разборку ларей, хорошо? — вступили Сэнди и Венди.
— Ну, как можно, ведь даже описание не сделано, план не снят!
— Есть фотографии общего плана, есть детальные, потом сделаем промеры и привяжем, чего ты волнуешься? Пусть Лена начнет описание, а мы пока посмотрим, — не хотели сдаваться американцы.
Егор махнул рукой:
— Да черт с вами! Потрошите! Наглость второе счастье, глядишь, и впрямь найдете что интересное…
Пристроился к книгам, и вместе с Валентином стал перебирать их, методично просматривая. Работать в ярком электрическом свете приятно, и он подумал — за все надо платить. За комфорт, привезенный американцами, приходилось расплачиваться утратой реальной власти.
— «В конце концов, не пирамиду раскапываем, и не Чингизов курган. Ну, будут маленькие неточности» — успокаивал он себя, всматриваясь в текст «Псалтиря». Валентин открыл книгу, окованную по углам медью:
— Егор Васильевич, глянь, пергамент! И не сгнил за эти годы…
— Сухо, вот и не сгнил, — отобрал фолиант начальник, раскрывая посередине, где из грязно-желтого обреза свисал плоский шнурок закладки. Листы на развороте были заполнены убористым почерком. Он пролистнул страничку вперед, вторую, и разочарованно протянул:
— Старый текст смыт. Эх, варвары!
— Дай, я прочитаю, — Валентин потащил книгу на себя, — эге! Да это их летопись, шеф! Дневниковые записи! У них свой Нестор — летописец был. Вот это я понимаю, вот это порядочек, Егор Васильич!
Начальник наклонился, вчитываясь в убористые строки. Сзади снова раздался скрежет. Американки выдвигали ларь к центру комнаты, под свет. Валентин резво подскочил, встал рядом с Венди. Один угол сдвинулся от стены, образовав щель. Арнольд втиснулся, уперся в стену спиной:
— Тяжелый, гад! А ну, — и поднажал, выпрямляя руки.
С треском раскрылась темная дыра за его спиной.
— Ты где? Живой? — лег животом на ларь Валентин.
— Братцы, тут какой-то ход, — донеслось к столпившимся зрителям.
