…Очнулся он в голубой палате для нервнобольных. Целую неделю он чувствовал себя каким-то другим человеком, причём не со стороны и не изнутри, а непонятно откуда. Этот автоматизм прошёл только через полтора месяца, к началу песчаной бури, которой заканчивались зима…
Он надел комбинезон из серебристой шерсти, закрыл балахоном всю голову и лицо, и вышел через шлюзовые двери специального выхода. Через тонкую ткань, там, где были глаза, и плотно сжатые веки он увидел слабо просматривающиеся через песчаную пургу светящиеся указатели направления, не позволявшие сбиться с дороги случайным путникам. Зершанчарцы сидели в такую погоду дома, закрывшись герметичными дверьми от урагана, несущего безжалостный колючий песок. Файх разыскал по памяти и указателям дорогу на зверофермы, и двинулся через бурю…
Долог быть путь через ветер, сбивавший с ног, по сыпучим пескам, вихрившимся тяжёлой позёмкой. Было всего где-то +20 °C, но ветер и песок всё высушивали. Испытывая почти мучительные трудности, он отдыхал у дрожащих от ветра столбов указателей, и опять шёл вперёд… Наконец после десятичасовой борьбы с разбушевавшейся стихией он дошёл до скалы, на которой стоял дом-дача для учёных. Раньше он отдыхал тут не больше месяца, а теперь, наверное, он пробудет здесь не меньше года…
…Как могло ему перестать хотеться жить? В голову лезли всякие ужасные способы самоубийства. Самосожжение… К чёрту это всё! Злом не победишь зла! Что за желание — в противовес другой смерти устроить свою? Кого этим испугаешь? Непонятное явление? Да, хорошо, что разум опять вернулся к нему…
…Поднявшись по лестнице, он прошёл сквозь шлюз и вошёл в дом. Приглушённо гудел ветер. В коридоре ему встретился знакомый — Зальвинк, открывший свойство шаровой молнии существовать при определённых условиях по нескольку лет…
— Что с тобой? — спросил он. — Что это у тебя взгляд такой грустный? И откуда ты?
— Буря успокаивает. Вытесняет из головы переживания… Я буду долго жить тут. Врачи со мной согласны. Вот я и выполняю их рекомендации, по собственному желанию к тому же…
— Какие врачи? Болен ты, что ли?
— Немного. Нервы не в порядке. Мне надо отдохнуть. А ты как?
— Решил провести тут целую зиму. Надо будет кое о чём подумать. Как закончится буря и наступит весна, поеду в город. А ты забыл, что ли? Ах, да… А почему ты заболел?
— Как тебе объяснить… Понимаешь, люди не вечны… (Зальвинк — откажись Файх от объяснений сейчас, без воздействия опытного специалиста для успокоения на мозг — всё равно настаивал бы, и пожалуй, волновался бы ещё больше. Объяснять долго поэтому же было нельзя, и Файх — глядя на него грустным и в то же время успокаивающим взглядом, доведя успокаивающее биополе до той интенсивности, на какую был только способен, и жалея, что он не опытный телепат, продолжил.) …Он хорошо жил и хорошо умер. Он много сделал для людей, и его никогда не забудут… Я хотел сказать, что смерть его была быстрой и лёгкой. Он всегда будет с нами… Он сделал за свои 34 года больше, чем иной сделал бы за всю жизнь… (200–300 лет на Колосе.) …Нам нельзя расстраиваться — ведь мы, живые, не должны страдать. Хватит моих страданий на нас обоих с избытком. Умер Вин Барг…
Зальвинк вздрогнул от неожиданности.
— …Не надо было мне входить сейчас и расстраивать тебя. Но меня удивило, что ты не знал этого. Разве к тебе не приходил оповеститель?
— Наверное, я закрылся в своей комнате, а он постоял и ушёл. У него и без меня много дел.
— Как?! Остаётся предположить, что и с ним что-то не в порядке…
(Объяснялось всё это просто. Оповестителя случайно укусила летающая змейка, обладавшая довольно сильным ядом. В бреду он солгал, что был в посёлке за городом. Однако друзьям было уже не до того. Файх устал от пути через бурю, а Зальвинк был потрясён неожиданным известием…)
…Выше сил Файха было идти на похороны, к солнечному крематорию у Рощи Мёртвых, на северо-запад от Зершанчари…
Физики сняли полимерные чехлы с алюминиевых зеркал, и направили, щурясь, лучи Эяна, отражённые сотней алюминиевых пластин, на воронёный гроб из нержавеющей стали, сжёгший уже тысячи трупов…
