После обеда жара немного спала. Измученные люди засыпали сидя. Это был беспокойный, всего на несколько минут, короткий сон.
— Когда я болела, — шепотом говорит Валерия, — мне было страшно оттого, что меня не станет, а я даже не узнаю жизни… Однажды я ехала куда-то в поезде. За окном сменялись горные пейзажи. Было так тихо и мирно вокруг. На склоне одной горы я заметила красивые цветы. А вокруг — ни души. «Скоро они отцветут, — подумала я, — а никто даже не полюбовался ими. Вся их краса пропадет бесследно».
— Но ведь ты, — улыбнулся Фери, — сохранила воспоминание об этих цветах? Значит, они цвели не напрасно…
Она промолчала, но лицо ее посветлело. Он снова держал ее руку в своей и ощущал биение ее сердца.
Валерия почувствовала, как тяжелеют веки и сами собой смыкаются глаза. Она уснула. Во сне она бродила по крутому скалистому склону горы. «Осторожно! Туда нельзя!» — кричала ей вслед сутулая женщина с лицом старухи, ее соседка по вагону. «Почему нельзя?» — удивилась она. Непреодолимая сила тянула ее к утесу. Вдруг перед ней появился Сейплаки. Ужас охватил ее, но Валерия знала, что обратного пути нет, она должна идти только вперед. И она идет, а Сейплаки бежит за ней, хочет схватить, но руки не достают, он так и не может дотянуться до Валерии.
Девушка проснулась. Вагон трясло. Бледные, точно восковые лица были покрыты потом. В углу кто-то не переставая тихо молился. Фери спал, положив голову ей на плечо. Валерия с нежностью вглядывалась в его лицо: какое оно детски безмятежное! Осторожно, как спящего ребенка, она погладила его по волосам. Фери пошевелился и во сне еще крепче сжал ее руку. Счастливая, она сидела неподвижно, оберегая его сон, перебирая в памяти все, что произошло между ними с первой минуты знакомства…
Илку проснулся. Все-таки им удалось обмануть время и обогнать его, втиснуть в один день то, на что обычно нужны месяцы, а то и годы… Сердца их поняли это, но разум еще не в силах был постичь случившегося. Да, они старались обогнать этот поезд…
Они взглянули друг на друга.
— Не жалеешь?
— Не жалею.
Начало темнеть. В густых, беспокойно шевелящихся сумерках снова всплыли мрачные мысли.
Завтра всему конец… Завтра, быть может, их уже не будет в живых. Но разве можно поверить, что только вчера она впервые увидела Фери?
Стучат, как и прежде, колеса, но в этом стуке появилось что-то новое, обещающее жизнь.
— Любовь — это самое глубокое проявление жизни, — задумчиво говорит Фери, удивляясь, откуда берутся у него такие слова. — Где есть хоть капля жизни, там есть любовь.
— А если завтра нас уже не станет?
Фери крепко сжимает в своих руках руки девушки.
— Надо готовить себя к самому страшному. Но только не отказываться от борьбы. Все это кончится, и тогда мы встретимся снова.
— Ты веришь в эту встречу? — шепчет Валерия.
Вместо ответа Фери крепко ее целует. Им кажется, что в этот миг оба они поднялись высоко-высоко над окружающим их кошмаром. Этот поцелуй одновременно и клятва и вера в завтрашний день. Словно что-то перевернулось в сердцах, наполнив их непреодолимой силой и счастьем.
Фери часто звали: то подать воды, то поднести к окну человека, потерявшего от духоты сознание. Надо было влить веру в тех, кто в своем отчаянии находился на краю безумия.
Валерия тоже начала помогать больным и детям. Она делала это с таким старанием, будто поезд вез их в больницу.
Было уже совсем поздно, когда во время короткой стоянки возле окна вагона послышался шорох. Все настороженно подняли головы. В окне за решеткой показалось кошачье лицо Сейплаки. Яркий луч карманного фонаря ослепил находившихся в вагоне. Люди испуганно заслонялись от света руками, только старику, лежавшему у окна, свет уже не мешал.
— Валерия! — тихо позвал Сейплаки. Он знал, где лежит девушка, и направил туда луч своего фонаря.
Люди зашевелились. Большинство сочувственно смотрело на девушку, но некоторые стали опасаться, что ее сопротивление навлечет беду на весь вагон. Фери ободряюще шепнул на ухо Валерии:
— Сюда он не зайдет!
Валерия сделала несколько шагов к окну.
— На следующей остановке открою дверь. Жди! — зашептал Сейплаки.
