— Ничего удивительного, — пробурчал тот. — Если ты знаешь Ковалева…
— Не люблю, когда меня опекают, — призналась Наталья. — Ни явно, ни тайно. От Ковалева же вообще не жду ничего хорошего. Даже от его помощи.
— Возможно, он хочет как лучше…
— Плевать. — Наталья проскользнула в узкую щель между двумя машинами и вдруг выписала такую заковыристую «змейку», что Пичугин челюсть отвесил от удивления.
— Ого! Шумахер… — несколько ошарашенно прокомментировал он.
Наталья довольно ухмыльнулась.
— Оторвалась! Хи-хи…
Пичугин невольно улыбнулся. Не ожидал он этого «хи-хи» от серьезной с виду Натальи.
— Да ты шалунья! — с уважением произнес Пичугин.
— Еще какая… — Наталья гордо улыбнулась, как же хорошо, что с ним можно побыть самой собой, а не изображать солидную даму.
Она свернула на перекрестке на желтый свет, опасно подставляя правый бок машинам встречного потока, но по мере возможности набрала скорость и выскочила с полосы в последнюю секунду из-под огромного автобуса.
— Вот так-то наверняка. — Она выдохнула с облегчением.
— Только зачем? — Пичугин обернулся.
— Из вредности, — спокойно и серьезно ответила Наталья.
«Огонь, а не женщина…» — подумал Пичугин с растущей симпатией.
— У вас что-то с ногами, Олег Иванович?
Пичугин кашлянул, словно поперхнулся от неожиданности. Вот это переход!
— С чего вы взяли?
— Я врач, — пожала плечами Наталья. — Я вижу, когда человек ходит бережно. Словно испытывает боль в ступнях. Вот только не могу понять, что это у вас?
— Все правильно. Я десять лет работал на Семипалатинском полигоне, а у грунта доза больше, чем остается в воздухе. Как ни защищайся, но дозиметрист-поисковик всегда на переднем крае. Я не чувствую земли под ногами, вместо ступней будто поролон. Вот и ступаю как по битому стеклу. Боли нет, но боюсь оступиться.
Наталья не ответила, лишь, замедлив скорость перед поворотом, глянула на Пичугина взглядом, полным понимания и участия.
«Как бальзам», — подумал он и поймал себя на мысли, что хочет, до жара в ладонях, ощущать ее тело.
Остановившись у шлагбаума восемьдесят первой больницы, Наталья показала удостоверение охраннику, вышедшему в сопровождении полицейского с автоматом.
— Вам звонили? — спросила она.
— Так точно! — Охранник поднял штангу, и машина въехала на территорию.
— Не люблю фельдфебелей… — негромко произнесла Наталья. — Можно ведь говорить по-людски, нет, надо сделать морду кирпичом и отвечать как робот-солдат.
— А еще отвечают, дескать, не могу знать! — улыбнулся на ее ворчание Пичугин.
— Может, но не хочет, сволочь! — беззлобно добавила женщина. — Потому, что это налагает ответственность. А брякнешь это «не могу знать», и вроде как взятки гладки… Я ни при чем, и морда кирпичом.
В кабинете инфекциониста на первом этаже взятого на карантин хирургического корпуса Наталья первым делом взялась за документы. Все выписки и ксерокопии были сложены в стопочку, а сама инфекционистка спокойно ушла домой, словно в отделении содержались не чумные больные, а прибывшие на плановое обследование школьные учителя.
Наталья достала мобильник, повертела в руках. Не было бы рядом Пичугина, она бы не смогла отказать себе в удовольствии устроить такую взбучку инфекционистке, что у бродячих собак за МКАДом шерсть встала бы дыбом. Разговор был бы короткий, но содержательный, и тогда судьба сотрудницы больницы повисла бы на волоске. Но, по сути, это бы мало что изменило, только бы испортило жизнь, возможно, неплохому человеку, чьей-то дочери, возможно жене. Наталья таких резких движений старалась избегать по возможности. Вот была бы она капитаном пиратского фрегата, тогда точно повесила бы инфекционистку на рее без малейших сомнений, как разгильдяя и дезертира. По сути, чисто формально, ничего не мешало сейчас и Наталье отправиться домой, отдыхать. Но не позволял профессиональный долг, а также ясное понимание серьезности происходящего, что это не учения, как руководство штаба пытается убедить себя.
В небольшом помещении все было организовано на скорую руку, почти все пространство занимали стол, два стула, настольная лампа и телефон. Окно было замазано белой краской.
