Пройдя немного по улице, обернулась: их большой двухэтажный дом под железной крышей, с высоким резным забором смотрел ей вслед горящими на солнце стеклами. Защемила тоска, захотелось вернуться, но Лиза преодолела ее и заторопилась, словно убегала от прошлого.
Едва увидев Лизу, Марфа Федоровна бросилась обнимать девушку, приговаривая: «Деточка моя, сиротиночка несчастная…» Не привыкшая к ласке, Лиза растерянно молчала.
Отец Сергий, смущенно покашливая, сказал:
— Будет тебе, матушка, плакать да причитать. По павшим от рук антихристовых отмолились, надо о живых подумать.
— Панихиду бы отслужить, — вздохнула Марфа Федоровна.
— Не время пока, бог даст — отслужим, — уверил священник и пригласил Лизу к себе.
С робостью вошла она в комнату и с удивлением осмотрелась, уловила сходство с кабинетом отца. К горлу подступил комок, но девушка сдержалась.
Отец Сергий с удовольствием наблюдал за ней: Лиза нравилась ему. Но не женской привлекательностью — были среди знакомых сына женщины гораздо красивее, — а твердостью и решимостью. «Нескончаема сила женская, — думал священник, — не убоялась навлечь на себя беду, все бросила — и по первому зову… Не ошибся Александр!»
— Вразумите, батюшка! — тихо произнесла Лиза. — Может, что не так делаю.
— Все так, — ласково глядя на нее, ответил отец Сергий. — Сердце смелое и верное подарил тебе господь. Однако путь, тобой избираемый, столь же благороден, сколь и опасен. Выдержишь ли, не отступишь ли?
— Не отступлюсь!
«Не отступится! — поверил священник, догадываясь, что движет девушкой не любовь и не ненависть, вернее, не столько эти чувства, сколько желание, и неистребимое пока желание, быть участницей чего-то необычного. — Начиталась, верно, романов французских да баллад немецких, вот и представила себе невесть что. А того не подозревает, что „необычное“ так может жизнь перековеркать… Ну да господь ей судья, к тому же нам помощницей оказалась славной. И по средствам, что от отца остались, не из последних. Жаль, не одна она наследница». — А вслух спросил:
— А что брат твой, Илья? Говорят, к большевикам подался?
— Мы с ним разные люди.
— Александр ждет тебя в лесу, я объясню где… Ждите меня до вечера. Сядем в поезд до Москвы, а там на Дон. Переждешь немного или в сей же час отправишься?
— Сейчас! — не раздумывая, ответила Лиза.
Тося жила в неведении.
Дни в лесной сторожке, казалось, растянулись в месяцы, так тихо и однообразно катилось время. Не привыкшая сидеть без дела, она с первого дня взялась помогать одинокому хозяину в его немудреном житье-бытье. Он принял помощь как должное, однако ни о чем не расспрашивал и ничем не интересовался. За все это время они сказали друг другу едва ли десяток слов, и это их не тяготило.
Домик чем-то походил на хозяина: был такой же крепкий, приземистый и угрюмоватый. Две маленькие комнатки и чулан, в котором хранился нехитрый охотничий и рыболовный скарб, разделялись тонкими перегородками, так что не только шаги или кашель, но и легкие вздохи сразу слышались во всех углах. И чудилось: дом полнится тихими скрипами, шорохами, стонами, перешептыванием. Первые две ночи, пугаясь, Тося не сомкнула глаз, потом поняла: это разговаривает лес, и успокоилась.
Она ни в чем не корила себя, хотя не раз и не два вспоминала теткины упреки: «Не тянись к Мишке, не ровня ты ему, кто они? — Митрюшины! Да Глафира тебя и на порог не пустит!» И все-таки не отступилась, радуясь тому, что Миша пришел именно к ней, позвал с собой и о ней одной, как уверяет, думает. Тося радовалась, что ей в уединении никто не мешает.
Миша появился в сторожке лишь однажды и больше не приезжал.
Приехали другие.
Это случилось вчера, под утро. Спала Тося чутко, потому легкий стук в окно разбудил мгновенно. Она открыла глаза, не зная, что делать: будить хозяина, открыть самой или лежать тихо? Но стук повторился, она услышала хрипловатый со сна голос: «Кого там принесло?», скрип отворяемой двери и приглушенный говор. Потом все смолкло. Уснуть Тося так и не сумела, но лишь ближе к полудню увидела ночных гостей: это были Карп Данилыч и Ваня Трифоновский.
