Надежды рушились. Перед глазами отца Сергия неотступно стояла картина, которую он с трепетом наблюдал в воскресный день с колокольни храма. В одиночестве стоял батюшка на полуденном ветру. Пономаря из звонницы удалил, сам в набат ударил. И глухой протяжный звон до сих пор жил в душе. Сейчас он преследовал его, а тогда не замечал. Сердце ликовало, когда батюшка смотрел, как «воинство» штурмовало Совет, как приглушенно хлопнул выстрел и, судорожно схватившись за грудь, медленно осел один из большевистских руководителей, как загорелся верхний этаж здания. Приятнее ладана и свечного воска было все это для отца Сергия. Мстительно-светлыми глазами смотрел на то, что творилось там, внизу…
И вдруг паровоз, красногвардейцы… Залилась и захлебнулась пулеметная очередь. В панике рассыпалось по улочкам и переулкам разношерстное «войско», сразу потеряв и грозный лик, и недолгое могущество. Не хватило духа дать решительный отпор хулителям церкви христовой. Не настал день отмщения. Когда настанет этот день, не знал теперь священник. Это пугало, сеяло в душе боль и растерянность.
Земные дела, земная благость — вот что более всего волновало отца Сергия. Звон золота, спокойная жизнь да сладостное умиротворение от почета и уважения в округе — вот к чему стремился священник, взбираясь по трапу, ведущему на церковный корабль, в его лучшие каюты…
И вот перекрыт золотой ручеек, уплывают уважение и почтительность. Чувство ненависти к врагам придавало ему ясность и логическое течение мысли, притупляя боязнь перед будущим. Вспомнилась фраза из премудростей Соломона: «Страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка».
«Пусть не удалась первая попытка, но цель-то осталась неизменной», — успокаивал себя отец Сергий.
Властный стук в ворота заставил вздрогнуть. Через минуту в кабинет вбежала девушка-служанка и задыхающимся голосом сообщила:
— Батюшка, там люди вооруженные пришли, вас спрашивают!
Несколько секунд она стояла неподвижно, ожидая, что скажет хозяин, но священник ничего не ответил, и девушка убежала.
Отец Сергий прислушался. Кто-то, грозно топая сапогами по веранде, прошел в нижние комнаты, затем раздались громкие голоса и испуганная скороговорка Марфы Федоровны. В волнении ждал отец Сергий прихода незваных гостей.
В дверь постучали, и, пока священник размышлял, отвечать или нет, в комнату вошли трое. Первым — невысокий сухощавый человек в полувоенном френче.
— Старший уполномоченный народной милиции Госк Болеслав Людвигович! — представился он. — Мы хотели бы уточнить некоторые обстоятельства воскресных событий…
— Не дождетесь, ироды! — Лицо священника побагровело, борода затряслась.
— Успокойтесь, святой отец, — не скрывая насмешки, проговорил Госк. — Сан ваш подразумевает милосердие, а вы на нас волком… Вы, разумеется, не станете отрицать, что знакомы с событиями, происходившими в городе в воскресенье?
— Не стану.
— Знаете вы, очевидно, и то, что одним из организаторов и наиболее активных участников был ваш сын.
— И что же?
— То, что в последний момент ему удалось скрыться. Где он сейчас?
Вздох облегчения невольно вырвался у священника:
— Этого я не знаю, но даже если бы и знал… Неужели вы думаете, найдется отец, способный выдать сына на растерзание врагам!
— По плодам узнается и дерево, так, кажется, у вас говорят, — заметил Госк, переглянувшись с товарищами, словно и не ждал другого ответа.
— У нас говорят: «Яблоко от яблони недалеко падает». Но думается мне, что это не всегда справедливо. — Отец Сергий, обретая уверенность, прошелся по комнате. — Всегда в мире дети боролись с отцами, норовя сделать по-своему. Но это и оправдано: иначе бы жизнь остановилась.
