— Держала, — кивнула хозяйка.
— Они сейчас у вас?
— У меня.
— Дайте мне их.
— Туда нельзя, твою квартиру опечатала милиция.
— Я на минуточку. Только заберу документы и кое-какие вещи.
— Куда же ты собралась, милая? Оставайся у меня, — предложила сердобольная женщина. — Завтра вызовем милицию, они откроют квартиру.
— Тетя Зоя, дайте ключи, мне нужно. И не говорите в милиции, что меня видели. Очень прошу, хотя бы из уважения к покойной маме.
— Что ты, что ты, — замахала руками женщина. — Неужто я враг тебе? Как лучше хотела.
Она принесла ключи. Через пятнадцать минут Смуглова их вернула. Она собрала в спортивную сумку лишь самое необходимое.
— Не передумаешь? — еще раз поинтересовалась сердобольная соседка.
— Не поминайте лихом.
— Как знаешь, дочка. Но знай: мои двери для тебя всегда открыты.
— Спасибо и прощайте.
— Счастья тебе, — и она перекрестила девушку.
Силантьева накормила Лену и предоставила ей возможность выспаться в теплой постели, а рано утром разбудила.
— Дольше оставаться у меня опасно, могут найти. Вчера я твоим сторожам снотворное подсыпала. Боюсь, что его действие уже закончилось.
— Я схожу на кладбище и сегодня уеду.
— Есть куда и к кому?
— На свете у меня остался только один близкий человек.
— Скажи: ты его по-настоящему любишь?
Они не называли имени Шумилина, но обе прекрасно понимали, о ком идет речь.
— По-настоящему, только он об этом еще не знает, — и девушка внезапно всхлипнула.
— Дуреха, — обняла ее за плечи хозяйка. — Он тебя тоже любит, невооруженным глазом заметно.
— Правда?
— Уж поверь. — Но Леночка вдруг расплакалась еще сильнее. — А сейчас чего ревешь? — с недоумением спросила собеседница. — Радоваться надо.
— У меня плохое предчувствие.
— Все будет нормально. Я слышала, что его поймали люди Гонтаря, но раз до сих пор не привезли сюда — значит, он от них опять сбежал.
— А откуда ты слышала?
— Не спрашивай, главное — чтобы у вас все сложилось. И прости меня.
Смуглова прекратила плакать и вытерла слезы.
— За что?
— Есть за что. И только ваше счастье смоет с меня вину.
— Ты говоришь загадками, — заметила гостья.
— Не обращай внимания, со мной иногда такое бывает. — Она улыбнулась и подала ей платье. — Одевайся, завтрак стынет. — За завтраком Силантьева поинтересовалась: — Ты не против, если буду сопровождать тебя?
— Буду рада.
Свежие могилы отличались от остальных. Их промерзшие комья на холмах еще не успел засыпать снег, а венки выгореть на солнце. Лена опустилась на колени, беззвучно шевелила губами, а по щекам катились молчаливые слезы скорби. Может, она прощалась с родными, может, просила прощения за то, что не уберегла их, — этого так никто и не узнает. Вера стояла сзади и не мешала девушке. Та простояла на коленях минут сорок, затем резко поднялась, поцеловала фотографии родных на простеньких оцинкованных памятниках, отвернулась и зашагала по аллее, не оборачиваясь. Силантьева еле поспевала за ней, но по-прежнему не нарушала внутреннего уединения Лены.
— Как же ты? — поинтересовалась Смуглова уже перед посадкой в вагон. — Они ведь не пощадят тебя.
— Моя песенка теперь до конца спета.
— Такое ощущение, что умирать готовишься.
На что Вера рассмеялась, чмокнула ее в щеку и подсадила на ступеньку вагона.
— Любите друг друга, нарожай ему кучу детей и будьте счастливы! Запомни: для меня это очень важно, — и уже на ходу помахала рукой.
На лестничной площадке, у квартиры Силантьевой, ее поджидал Вадим. При виде девушки он опустил глаза в пол…
Юрий Юрьевич Ерофеев оставил ключи от особняка Антону Сидоровичу Верещагину и наказал ему, чтобы тот время от времени проверял его шалопаев.
На звонок Косолапого никто не вышел, сигнализация не сработала. Он знал, как ее отключать, но ее просто-напросто не задействовали. Это было крупным упущением Слона и Левчика. Они считали, что в особняк вора в законе никто не посмеет войти без приглашения. Во что вылилась их самоуверенность, мы уже знаем.
Три распластавшихся тела на широких кроватях в спальне самого Гонтаря вывели Косолапого из равновесия. Он стащил парней на пол и принялся будить ударами ног. Те зашевелились и непонимающе таращились на Косолапого. Что называется: поднять — подняли, а разбудить — не разбудили.
