на
Инструменты?
Я бы мог очень многое рассказать ему, но это будут примеры из будущего.
— Да. Это всё равно, что отворачиваться от пожара, чтоб не страдать от его вида, — через долгих пару минут отвечает Актар. — Знаешь, давно хотел спросить. Откуда ты?
— С чего такой вопрос? — опешиваю немного от смены темы.
— Назо Токхи — только мы знаем о её подвиге. Потомкам других народов об этом рассказывать не принято. Там, конечно, в крепости и вокруг были и чараймаки, и много кто ещё… Но я далёк от мысли, что они за нас сохранили наши легенды. Причём настолько хорошо, что донесли их до вас. — Старик переворачивается на бок, чтоб видеть меня лучше. — Сейчас ты говоришь со мной на наречии вазири. Но у нас тебя никто не знает. Ты достаточно видный даже внешне, тебя б запомнили.
— Даже если б я у вас был недолго, в гостях у малого хеля? — меня неожиданно одолевает не совсем уместный академический интерес. А диалект вазири я действительно неплохо помню из той жизни. — Вот прямо запомнили бы, и ты б спустя столько лет мог это узнать?!
Актар коротко кивает:
— Да. И я спрашивал — тебя не знает никто. А вазирвола — не то, что можно выучить за «недолго». (прим.:диалект пушту)
Теперь пару минут молчу я. Решая в итоге, как обычно, быть откровенным:
— А это важно? Даю честное слово, что дорожу лично тобой, как другом. Не злоумышляю ни против тебя, ни против твоего народа, не деля его на каум и хель.
Актар явно не просто так смотрит на меня, потому уточняю:
— Сейчас видишь, правду ли говорю?
— Всегда вижу, — роняет он чуть угрюмо. — И сейчас тоже.
— У меня бывало, когда пашто были врагами. Но говорить об этом под этими звёздами смысла нет, просто поверь. Давай проживём еще не одну сотню лет; и вот тогда, если будет смысл, снова вернёмся к теме.
— Мне всегда нравится твоё жизнелюбие! — громко смеётся старик. — Ладно, не хочешь — не отвечай.
Один из сопровождающих аудитора Селима людей, скромно отзывавшийся на имя Латиф, на самом деле был далеко не так прост, как старался казаться.
Вместо заявленных девятнадцати лет от роду, в реальности ему было уже двадцать шесть. Родом он действительно был из Столицы, и сыном своей семьи он тоже был по праву; неточными были лишь возраст и отметка об образовании.
Дело в том, что Латиф был магом воздуха. Не самым сильным, не самым амбициозным, но одним из самых искусных в своём поколении. Преподаватели, обучавшие старательного и аккуратного юношу, при упоминании величины его резерва наперебой стремились его успокоить: и с таким резервом жить можно. Немало людей вообще и такого не имеют… А ты ещё и из хорошей семьи. Не возводи напраслину на Всевышнего, скажи «спасибо» за то, что имеешь.
«Спасибо» Латиф говорил регулярно, правда, больше самим преподавателям. Благодарить Аллаха пока, с его точки зрения, было не за что. А всё, чем он обладал, он имел никак не благодаря незримой и эфемерной сущности. Нет, всё его достояние — это плод каторжного человеческого труда (лично его, ещё — предков).
Долгое время ему были непонятны заумные и сверхсложные манипуляции, многоструктурные комплексные конструкции, которые его раз за разом заставляли разучивать и воспроизводить. Просветление поступило на третьем году обучения, когда неприметный паланкин забрал его прямо с занятий и утащил куда-то в Верхний Город.
На самом деле, захоти Латиф того лично — в Верхний Город он бы и сам мог попасть (для его семьи получение пропуска Зелёных Ворот не было проблемой).
Но интрига была в том, что приказ выглядел вежливой просьбой. Просил его, ни много ни мало, огромный мужлан, похожий на убийцу-садиста, и предъявивший при этом ярлык из Дворца.
Когда же Латиф согласился (а попробуй откажи, если честно), гигант проводил его не к месту назначения, а к паланкину. В который тут же впрягся сам на правах носильщика, а Латиф, задёрнув занавески, с половину часа терзался догадками, что бы это всё значило.
В ворота самого обычного дома их пустили без слов. Дом, кстати, домом считался именно что в Верхней части города. В квартале самого Латифа его б назвали малым дворцом.
Паланкин опустили на землю и Латиф, чуть робея, выбрался наружу.
