Кратковременное затишье… Он поворачивается ко мне и изрекает:
— Она там. Сейчас погладим!
Он снова говорит в трубку:
— Это ты, Берта?
Из трубки доносятся вопли Берты. Толстяк отстраняет жужжалку от своего лопуха и скребет барабанную перепонку ногтем.
— Убавь громкость, — просит он — Даже если ты и недовольна, уже за все уплачено! Я звоню тебе только для того, чтобы сказать… А?.. Из Токио! Я говорю: из Токио! Да нет, это не в Ардене! Это в Японии. Ты знаешь, где Япония? Ну да! Что ты городишь, Толстуха!
При помощи выразительной мимики он комментирует мне высказывания Берты.
— Как попал в Японию? Я пролетел через Италию и через… В конце концов, я сел в самолет с Сан-А! Да дай же мне сказать! Я звоню тебе, чтобы сказать, что между нами все покончено, Берта! Если хочешь, можешь подавать на развод — домой я больше не вернусь. Здесь я встретил женщину моей мечты, моя бедная старушка! — Он плачет. — Конечно, я страдаю… Но что поделаешь, ведь иногда надо же менять постельное белье?
Из трубки доносится словесная очередь разъяренной Толстухи.
— Твоя ругань не заставит меня сменить решение, моя маленькая Берта! Такова жизнь… Ты тоже найдешь себе родственную душу… А? Кого я люблю? Одну американку, ты бы ее только видела! Рыжая, как огонь! Глазища такие, что и не скажешь, что они только для того, чтобы ими смотреть. А это бурдаражущее соображение тело богини! От ее поцелуя можно смело свихнуться! Такое бывает только в кино, которое ты… В трубке раздается щелчок. Бугай озадаченно смотрит на меня.
— Она бросила трубку, — лепечет он.
— Я на ее месте поступил бы точно также.
— Почему?
— В ней заговорило ее женское самолюбие, старина! И потом, мне кажется, что ты принимаешь поспешные решения…
Но пытаться в чем-то убедить пьяного Толстяка, это все равно, что очищать от снега Монблан чайной ложечкой.
Мы возвращаемся в салон — и…, о проклятье! — перед нами открывается картина, от которой Берю замирает, как вкопанный.
Наш приятель Рульт прекрасно проводит время в компании миссис Ловикайфмен. Он исполняет для нее «фантаситческую кавалькаду», в то время как цепкий филиппинский тенор горланит свои куплеты, а профессор продолжает выщипывать волоски, следуя примеру волосатой малышки Амелии.
— Не может быть, — бормочет Толстяк — Я знаю, что такое женская неверность, и скажу тебе — это мой крест! Меня преследуют удары судьбы.
Он возвращается к телефону и заказывает международный переговор. Получив европейскую службу, он хмуро говорит:
— Соедините меня с Дефанс 69–69.
Ночью это делается довольно быстро. Через десять минут он снова получает свою Берту.
— Алло! Берта? Не клади трубку, цыпа! Послушай, ты же поняла, что это была шутка? В Японии сегодня первое апреля! Это страна, которая опережает нас по времени. Страна восходящего солнца, как ее называют. Вот я и решил похохмить. Честное слово! Ты же меня знаешь, Берта! Ты знаешь, что я люблю одну тебя! Тот день, когда я тебя обману, еще не предусмотрен греческим календарем. Подожди, я передаю трубку моему комиссару, он хочет с тобой поговорить.
Он умоляюще смотрит на меня и протягивает мне трубку.
— Послушайте, Берта, — говорю я, — мы заключили пари с японскими полицейскими, которые пригласили нас…
Толстуха входит в раж. Я слышу, как она разоряется на другом краю света. Она говорит мне, что мы — негодяи, что никто не имеет права так шутить с чувствами честной женщины, что это не принесет нам счастья и что, как бы там ни было, когда Толстяк вернется домой, она задаст ему хорошую взбучку.
— Ну что же, я очень рад, что вы поняли шутку, — говорю я, прежде чем повесить трубку. — Я обязательно передам ему это. Спасибо, милая Берта!
— Что за молодчина твоя Берта, — добавляю я возвращая верещалку на место. — Она просила передать тебе, что прощает и встретит тебя как короля.
Я снова снимаю трубку и прошу телефонистку просветить меня по поводу стоимости невинной шалости Берю. Делаю это из чистого любопытства — ведь не могу же я унизить нашу гостеприимную хозяйку тем, что её гости сами станут оплачивать переговоры. Малышка из П.Т.Т.24 вносит ясность, я перевожу эту сумму во франки и невольно присвистываю.
