Альчиде так обижается, что начинает безжалостно изводить Эрнесто Реа.
В четыре часа, каждое утро, в доме критика раздается анонимный телефонный звонок.
Спустя две недели критик говорит в трубку:
“Я уверен, что ты – Альчиде Фарина. Это ты мне звонишь”.
На этом анонимные звонки прекращаются.
Альчиде решает вернуться к рецензии, которую написал его недруг.
Перечитывая абзац, в котором расхваливается профессионализм рабочего с отбойным молотком, он хохочет от души.
Той ночью его осеняет: он решает не ставить спектакли, а заняться театральной критикой.
Его идеализм дает трещину.
Он формулирует крамольную мысль, от которой не может отделаться.
“Ломать – удобнее, веселее, приятнее, чем строить. Строить означает быть готовым к жертвам, учиться, подвергаться насмешкам и издевательствам”.
Это называется “прогнуться”. Но никто этого вслух не скажет.
Мы предпочитаем говорить: “Пойти другим путем”.
Как бы случайно Альчиде сближается с Эрнесто Реа и становится его другом.
Теперь они вместе ходят в театр.
Соревнуются, подыскивая гиперболы, чтобы облить грязью очередной спектакль.
Смеются над тем или иным актером.
Слово “бездарь” они не произносят, а выкрикивают так, что дрожат стены затрапезных забегаловок, которые друзья посещают с упорством нацистов.
Пьют они дешевое домашнее вино, уверенно прокладывая путь циррозу печени.
Оба уделяют мало внимания личной гигиене.
Настоящий интеллектуал живет в грязи.
Впрочем, когда они изредка заводят разговор о правильном театре, их речи становятся обрывочными, путаными, загадочными, неуверенными, противоречивыми.
Увидел бы их Беккет, он бы назвал их инфантильными. А еще грязными.
Но поскольку Беккет не станет терять время на Реа и Фарину, они продолжают строить безумные планы, которые сами принимают за утопию.
Подобная путаница замедляет развитие мира.
Так или иначе, когда Альчиде исполняется двадцать шесть, настает день, которого он ждал с огромной тревогой.
Эрнесто Реа предлагает ему сотрудничать в газете в качестве второго критика.
Альчиде приходит в восторг и напивается винцом из Кастелли Романи в траттории “Наш милый Рим”, из-за чего оказывается в туалете в обнимку с унитазом.
Врата ада.
Впрочем, надо признать, пишет Альчиде хорошо.
Его рецензии умные, тонкие, ироничные. Читать их – одно удовольствие.
Разумеется, разгромные рецензии куда смешнее и убедительнее, чем вымученные слова одобрения, которые периодически приходится произносить в адрес того или иного спектакля.
За несколько месяцев Альчиде затмевает Реа. Дружбе приходит конец.
Главред назначает Альчиде первым критиком. Реа уходит в другую газету.
Удивительно, но Альчиде начинает мыться. Одновременно у него начинает болеть нога. Теперь он слегка хромает и ходит, опираясь на трость.
Если интеллектуал не грешит немытостью, его можно узнать по трости.
В двадцать восемь лет Альчиде решает, что упрочившееся профессиональное положение открывает просторы для любовных экспериментов. Раньше времени на это не было.
Так начинается страстная, полная ревности история с Марией Грацией Фе – театральной актрисой, во внешности которой столько асимметричного, что большинство людей считает ее невероятно очаровательной.
Впрочем, и здесь играют старый репертуар.
Мария Грация обо всем судит резко, не расстается с сигаретой, ссорится с режиссерами, чтобы потом внезапно показать себя покорной и нежной.
Сидит она криво, обрекая позвоночник на нечеловеческие муки. За это лет через тридцать придется дорого заплатить.
Еще она любит лежать на полу.
В отпуск она ездит на остров Аликуди, потому что там можно загорать голышом, курить, глядя на звезды, или читать книги вслух.
Другие еще не успели выучить имя Милана Кундеры, а она уже полюбила его книги.
Когда остальные потеряют от Кундеры голову, у нее он будет вызывать отвращение. Почему? Кто его знает…
У нее всегда куча секретов. Касающихся ее самой и других.
Иногда она делится секретами с друзьями, шепчет на ушко. Они вместе хихикают.
В день она выкуривает не меньше десяти косяков.
Незнакомых не удостаивает и взгляда.
Важных шишек она театрально сжимает в объятьях и целует в губы.
