— С тех пор, садясь в машину, я всегда вспоминаю об этом, — задумчиво произнес Хорас. — За все годы не было ни одного случая, чтобы я забыл.
Это была самая печальная история, какую мне только приходилось слышать. Я был совершенно сбит с толку: ведь речь шла о моей жене Джан, если верить свидетельству о рождении, — но Джан, дочь Хораса, умерла свыше тридцати лет назад, а моя Джан жива. Она носила имя погибшего ребенка Хораса и Греттен Ричлер. Имела ее свидетельство о рождении. Разумеется, это не мог быть один и тот же человек.
— Мистер Харвуд, — прервала мои размышления Греттен, — вам нехорошо?
— Извините, просто я…
— Вы плохо выглядите. У вас синяки под глазами, вам надо поспать.
— Я не знаю, как это все понимать.
— Да, — кивнул Хорас, — нам тоже непонятно.
Я попытался успокоиться.
— Вы не могли бы показать мне фотографию Джан?
Греттен с мужем переглянулись, затем она встала и подошла к старому бюро с выдвижной крышкой. Села, открыла дверцу и стала в нем копаться. Видимо, Греттен иногда доставала эту фотографию, потому что поиски много времени у нее не заняли. Ясно, почему они ее прятали: смотреть каждый день на фотографию погибшей по его вине дочери было бы для Хораса невыносимой пыткой.
Это был черно-белый портретный снимок, девять на двенадцать, сделанный скорее всего в будке универмага «Сирс». Слегка выцветший, на углах помятый. Она протянула его мне.
— Мы ее сфотографировали примерно за два месяца до…
Джан Ричлер была красивым ребенком. Ангельское личико, ямочки на щеках, выразительные глаза, кудрявые белокурые волосы. Я искал на снимке хоть какое-то сходство с моей женой. Что-нибудь в глазах, в линии рта, носа. Попытался представить, что фотография лежит на столе рядом со снимками других детей. Я искал в ней признаки, которые заставили бы меня выбрать ее и сказать: «Да, это моя жена в детстве». Но там ничего такого не было.
— Спасибо, — тихо проговорил я, возвращая фотографию.
— Что? — спросила Греттен.
— Разумеется, вы и не ожидали от меня, что я начну утверждать, будто это моя жена. Но это не она.
Хорас вздохнул.
— Сейчас покажу вам ее фотографию, — сказал я, доставая из кармана одну из тех, что напечатал для детектива Дакуэрта.
Хорас взял фотографию, взглянул на нее и передал Греттен. Она рассматривала фото очень внимательно, что было неудивительно, если учесть, что на нем была изображена женщина, носившая имя ее дочери, и не только имя. Греттен изучала снимок вначале на расстоянии вытянутой руки, затем поднесла ближе к глазам, тщательно высматривая что-то, и положила на стол.
— Ну как? — спросил я.
— Да, ваша жена красивая, — произнесла она с оттенком мечтательности в голосе. — Хотелось бы надеяться, что, будь наша Джан жива, она тоже выросла бы красавицей. — Греттен взяла фото, намереваясь протянуть мне, однако передумала. — Если ваша жена носит имя нашей дочери, не знаю, как это получилось, но можно предположить, что она как-то связана с нашим городом. Вероятно, я ее где-то видела. Позвольте мне оставить фотографию у себя?
— Конечно!
Она положила фотографию вместе со снимком дочери.
— Эта женщина утверждает, что мы ее родители? — спросил Хорас.
— Она никогда не называла вашу фамилию, но так сказано в свидетельстве о рождении. Моя жена не знает, что я видел его.
— Вам не показалось странным, что она не познакомила вас со своими родителями? — спросила Греттен.
— Жена это объясняла. Говорила, что давно порвала с ними. Поэтому я и приехал сюда. Думал, может, она попыталась восстановить отношения. Объясниться. Последние две недели она находилась в депрессии.
— Извините, но мне нужно на минутку выйти, — произнесла Греттен дрожащим голосом.
Мы сидели с Хорасом и молчали. Затем он сказал:
— Только все вроде улеглось, и тут является человек, чтобы разбередить старую рану.
— Извините, — пробормотал я.
Он кивнул.
Я попытался встать и покачнулся.
— Надеюсь, вы не намерены садиться в таком состоянии за руль автомобиля? — спросил Хорас.
— Все в порядке, — заверил я. — Остановлюсь где-нибудь по пути, выпью кофе, перекушу.
— Вы выглядите очень усталым, и кофе вам не поможет.
