Черноволосый могильщик не ответил, лишь ещё приложился к бутылке, высасывая из неё последние капли. Но Краг знал, что Велион согласен с ним.
***
Паника, которую вызвало убийство магами пришлого сказителя, утихла лишь спустя пару часов. Наиболее горячие головы пытались найти спутников убитого, но не слишком усердно – сами маги как будто не стремились к этому. Впрочем, к чему они стремились, понять было совершенно невозможно, они исчезли из таверны спустя пару минут после расправы.
В конце концов, толпа зевак разошлась, а с ней и редкие посетители, решившие остаться в таверне. Прикрытое циновкой тело смутьяна осталось лежать у входа. Хозяин, Шёлк, пересчитал пострадавшее имущество, прикинул, что добра, оставшегося в сумке сказителя, почти хватит на покрытие ущерба, и в который раз за этот вечер восхвалил богов за то, что не пострадал ни он, ни кто-то из прислуги.
– Воняет от него, – буркнула старая Марша. – Как будто уже неделю тут лежит.
Хозяин хотел уже отмахнуться от неё, но, поведя носом, и сам учуял сильный трупный смрад.
– Проклятый ворожей, даже убить по-человечески… – начал он и сразу прикусил язык.
Не лучший он выбрал вечер, чтобы костерить магов. А тело нужно убрать, иначе утром здесь будет не продохнуть. Мужиков в трактире не осталось. Чтобы нанять какого-нибудь оборванца, нужна осьмушка или четверть, а он и так сегодня потерял денег, хотя рассчитывал-то на большую прибыль…
В конце концов, до реки недалеко.
– Выброшу.
– Выбрось. А потом брось одёжку, я завтра постираю с утра. И руки сразу, как придёшь, вымой, а то мало ли…
– Мало ли, – кивнул Шёлк.
Мало ли, какая зараза от магии может прилипнуть к человеку.
Сказитель оказался не так уж и тяжёл, но Шёлк порядком запыхался, пока донёс тело. А ему ещё пришлось подняться по дугообразному мосту и перевалить мертвеца через перила. Но дело нужно было сделать по-человечески. Если бросить труп с берега, его может прибить куда-нибудь в черте Нового Бергатта, и на вонь уже с утра сбежится половина города. А это скандал и косые взгляды.
Поэтому…
Тело плюхнулось в воду. Шёлк пригладил мягкую курчавую бороду и, подумав, сплюнул на мост.
– Лучше бы ты к Гревву попёрся... балабол, – сказал он напоследок и ушёл.
Хотелось сказать слово покрепче, но дух убитого мог обидеться и начать мучать его, а не магов-убийц. Течение здесь было довольно сильным, и труп наверняка уплыл бы далеко, но этого не произошло. Буквально через пару сотен ярдов мертвец выпутался из циновки и поплыл к каналу, на берегу которого горожане устроили свалку.
Выбравшись на берег, тот, кто назывался Кронле, уселся напротив большой кучи мусора. Его распухший от ожогов язык, свисающий до самого подбородка, втянулся в рот, а кожа на лице, словно вмиг высохнув, стянулась в ещё более глубокую сеть морщин. Выругавшись, Кронле взглянул на свои руки. На тыльных сторонах ладоней образовалась такая же сеть морщин, что и на лице, а на костяшках кожа высохла, натянулась и лопнула.
На кучу мусора взобралась ободранная бродячая кошка. Она уселась напротив сказителя и уставилась на него глубокими фосфоресцирующими глазами.
– Это тело не выдерживает, – сказал Кронле.
«Оно долго прослужило тебе», – молча ответила кошка.
– Мне больно, – плаксиво проговорил недавний мертвец.
«Тебя убили».
– Нет, я говорю о другом. Боги, неужели мы так долго времени провели порознь, что ты перестала меня понимать? Разве ты не чуешь мощь Длани? Сунься я поближе к Бергатту, это тело порвало бы на кусочки, а это было бы куда больнее, чем эти деревенские заклинания, которыми пытался меня убить тот недоучка.
«Я чувствую мощь Длани», – просто ответила кошка.
– Как думаешь, Велион достанет её?
«А ты как думаешь?».
– Думаю, что если он не достанет, никто не достанет. Но не уверен, что у него хватит способностей.
«Помни об Урмеру».
– А ещё Урмеру, – кивнул Кронле. – Дерьмо.
«Дерьмо», – подтвердила кошка и разинула пасть в гримасе боли.
– В общем, дело сделано. Я направил могильщиков куда нужно, а те уже должны послужить нашим целям. Так значит… я могу быть свободен? Я могу… вернуться?
«Ты знаешь, что не можешь. Не все ещё дела сделаны, а этот год – твой».
