И всё-таки парочке удалось пробраться в Хельштен, миновав все ловушки. Илия выманила призывателя из башни под предлогом, что она сбежала от своего похитителя и ей нужна помощь. Так Выродок и Илия поймали мага в собственную ловушку и убили, но перед самой смертью тот сумел призвать на помощь своего повелителя – Перерождённого. В ту же минуту на них напали другие хельштенские маги, идущие по следам своего пропавшего предводителя. Но Крион был слишком силён, и в битве, длившейся ночь, день и ещё половину ночи, убил их всех – двадцать обладателей Дара и сотню солдат. Крион использовал все возможности, что у него были. Он вызвал настоящую бурю, наполовину разрушившую город, погибли тысячи ни в чём не повинных людей. Устроив бойню, Крион попытался сбежать, однако почти сразу за стенами Хельштена его настиг Перерождённый. Поначалу Илия обрадовалась его появлению, полагая, что на этом её злоключения закончатся, но, увидев, как Крион напал на бога, испугалась и сбежала, не зная, что делать и кому верить.
Битва отца и сына была страшна, их силы оказались равны. Всё решила Илия, встав, в конце концов, на сторону любимого. Она подстроила ловушку Перерождённому, и та сработала. Сын убил отца, но перед самой смертью бог сжёг Выродку лицо, оголив кость маски. Увидев это и ту радость, которую Крион испытывает во время убийства, Илия потребовала от возлюбленного правды. Крион понадеялся, что раз Илия помогла ему, она останется с ним до конца, и рассказал всё. И тогда Илия попросила, чтобы Выродок показал ей настоящее лицо. Бедняжка, пережившая слишком многое за то время, что провела с Выродком, тронулась умом, увидев его безобразное, покрытое шрамами от операций Жреца лицо, и убила себя. Поняв, что потерял единственную, кого любил, и кто любил его, Крион и сам окончательно обезумел. Он сжёг лицо, надел поверх раны маску, чтобы она стала его настоящей личиной, и исчез навсегда.
Спустя день поле битвы тело Низвергнутого нашли Жрец и Воин. Они раскаивались в том, что сделали, воспитав такое чудовище. Тогда Воин отсёк мёртвому брату голову и сжёг тело, а Жрец сделал из черепа артефакт, который поместил в главную башню Илленсии. Маги должны были охранять Череп Низвергнутого, а в случае, если бы объявился кто-то, подобный Криону, мощи артефакта хватило бы, чтобы убить его. Так Перерождённый стал Низвергнутым, а Крион-Выродок – Хельштенским Мясником.
Велион замолчал. Краг какое-то время угрюмо обдумывал услышанное и мрачно смотрел на бутылку.
– Это хорошая легенда, – сказал он, наконец, – но в ней не хватает морали.
– Морали? – переспросил черноволосый могильщик. – Это тебе не детская сказка, чтобы в ней была мораль.
– Нет, мораль должна быть. Обязана. Всегда есть мораль.
– Мне на это плевать. Все поубивали друг друга, какая к чёрту может быть мораль? Если хочешь, придумай сам.
Краг подумал пару минут, за которые приложился к бутылке, потом передал её напарнику и подумал ещё минуту. Наконец, мысль оформилась:
– Всё из-за баб?
Велион поперхнулся и, кашляя, вернул бутылку.
– Всё из-за баб? – переспросил он.
– Ну, если бы Перерождённый не влюбился, не появился бы Крион. Если бы поддержал свою бабу, она бы не погибла, и сын бы не стал мстить. Если бы Илия не влюбилась в Выродка, она бы не стала ему помогать, и они не убили бы Перерождённого. Если бы Выродок не влюбился в Илию, он бы плюнул на её смерть и продолжил свои бесчинства, а не ушёл в изгнание. Вот и получается – всё из-за баб.
Черноволосый могильщик грустно рассмеялся.
– Тогда все эти чёртовы истории происходят из-за баб. В конце концов, если бы какая-то баба не родила Кронле, мы бы не увидели, как какой-то грёбаный маг убивает его, а ты бы не услышал эту легенду. И разве не собирались мы в первую очередь наведаться к шлюхам по возвращении из Бергатта?
– А я о чём говорю. – Внезапно Краг понял, что засыпает. – Знаешь, – сказал, едва разлепляя губы, – хреново то, что в истории с Кронле… в нашей с тобой истории… выродки это мы, могильщики. Как бы ни повернулась жизнь, все вокруг по другую сторону – бросают камни, пытаются обдурить или вообще не заплатить за работу, и вроде как виноваты мы сами. Никто не заставлял нас брать перчатки и принимать проклятье. Как бы мы ни старались, для нас всё одно кончится хреново.
