Она вспомнила, что читала сообщения об этой трагической смерти. Чарльз Кендалл доставил самолетом более ста добровольных помощников по его предвыборной кампании в свое шале в Аспене на уик-энд. В то воскресенье, посреди празднества, жена Кендалла поднялась наверх, вышла на балкон и прыгнула навстречу смерти.
– Наверное, для тебя это было ужасно.
Он саркастически рассмеялся:
– Я фактически ничего не знал. Я проводил уикэнд с друзьями во Флориде, и после нескольких попыток отыскать меня, отец прекратил поиски. Если бы не Люсинда, я пропустил бы похороны собственной матери.
– И ты был рассержен.
– Не то слово – в ярости. Я появился посреди службы. Пришлось буквально расталкивать агентов безопасности, чтобы добраться до места, где сидела моя семья. А когда я добрался, отец даже не взглянул в мою сторону. Как я узнал позднее, полиция подозревала, что дело нечисто, но, так как не смогла найти никаких улик, объявили, что имело место самоубийство.
– Джей Би говорил мне, что ты никогда не верил в самоубийство.
– Поначалу не верил. Вряд ли мать была способна на такое. Она казалась такой жизнерадостной, заводной, да и матерью она была отличной. – Он печально и трогательно улыбнулся. – Ее все обожали.
Они посторонились, уступая путь матери, толкавшей детскую коляску.
– Меня не пригласили в дом после церемонии на кладбище, – продолжал он ровным тоном, – но все равно я пошел. Оглядываясь назад, я понимаю, что мог бы поладить с отцом, если бы попытался. Впервые за многие годы у нас появилось нечто общее – наша скорбь. Вместо этого обвинил его, мол, это он виноват в смерти матери и будь он лучшим, более внимательным мужем, она бы не убила себя.
– Но теперь ты так не считаешь?
Он покачал головой:
– Это не его вина. Она наслаждалась той жизнью, которую он ей обеспечил, ну и, конечно, привилегиями. Почему она решила со всем этим покончить, навсегда останется для меня загадкой.
Лаура знала эту историю давно, но она никогда не слышала, чтобы ее рассказывали с такой горечью. На лице его не отражались эмоции, в голосе не чувствовалось волнения, но боль, которую она ощущала, пронзала и ее.
– И отец так никогда и не простил тебя за тот день?
– Нет. Даже на прошлой неделе, когда я приехал повидаться с ним.
Она положила руку ему на плечо:
– Мне так жаль, Тед.
Не замедляя шага, он похлопал ее по руке.
– Я знаю. Спасибо. – Затем взглянул на нее, и впервые за все время их прогулки на лице его появилось некоторое подобие улыбки. – Правильно говорят: у тебя это хорошо получается.
Маленькая девочка рядом с ними вдруг взволнованно показала пальцем в сторону моста. На землю опустились сумерки, и бесконечной темной лентой из ферм моста потянулась колония мексиканских длиннохвостых летучих мышей. От этого зрелища остинцы никогда не уставали. Каждый вечер на закате десятки людей собирались на мосту или садились по берегам реки в ожидании того момента, когда летучие мыши станут вылетать на ночную охоту.
– Это все еще самое великолепное шоу в Остине, правда? – прошептала Лаура.
– Да уж. – Тед следил за длинной лентой, растягивающейся над рекой. – Однажды меня привел сюда отец. Мне было лет пять или шесть. Здесь было столько народу, что ему пришлось посадить меня к себе на плечи.
Позднее, ночью, Лаура долго ворочалась без сна Она снова и снова вспоминала выражение глаз Теда, когда он рассказывал о своих фотографиях, о том, что они значат для него и будут значить для увидевших их. И еще в памяти всплыло, как он говорил об отце – без гнева, но так страстно, что сразу же захотелось ему помочь.
Ее беспокоило, что она никогда не чувствовала подобного сострадания к Стюарту. Да и с чего бы? У Стюарта прекрасные отношения с родителями. Конечно, он прилагал к этому немало усилий. Пусть даже он бы и мечтал стать кем-либо другим, а не юристом, сын похоронил бы эту мечту глубоко в сердце, лишь бы не расстраивать родителей. Да, именно так оно и было.
