В комнате разило перегаром, но Лаура не обращала внимания. Она сняла плащ, бросила его на спинку стула и поспешила к спящей женщине.
– Барбара? – Она потрясла ее за плечи, надеясь вызвать хоть какую-то реакцию. Бесполезно. Барбара осталась абсолютно бесчувственной.
Забрав стакан из руки спящей женщины, Лаура отнесла его вместе с бутылкой в раковину. Ничего не оставалось, кроме как ждать, пока Барбара проснется. Тогда, дай Бог, с помощью чашки крепкого кофе и какой-нибудь еды она придет в себя и сможет закончить разговор, начатый накануне. «А поскольку прислуги, судя по всему, в доме нет, – решила Лаура, оглядывая сиявшую чистотой кухню, – за дело придется браться мне самой».
Открывая шкаф за шкафом, она стала всматриваться в полки. Обнаружив банку кофе «Максвелл», девушка взялась за дело.
Лишь когда показалось здание Университета Райса, Тед понял, что едет не в ту сторону.
Ругнувшись сквозь зубы, он выглянул из окна «ауди», которую арендовал в хьюстонском аэропорту. Несмотря на то, что было всего четыре часа пополудни, небо почернело жутко, а дороги стали скользкими и опасными из-за грозы. Он надеялся прибыть раньше, но то и дело сверкавшие молнии здорово задержали посадку.
На перекрестке он развернулся, ничуть не заботясь о правилах движения. Выехав на Гринбрайр, нащупал кнопку мобильного телефона. Он звонил Лауре из самолета каждые десять минут, но то ли расстояние было слишком большим, то ли гроза мешала прохождению сигнала. Услышав голос оператора, Тед разъединился и набрал номер Дейдри. Как и прежде, никто не ответил.
– Что за чертовщина там творится?
Наконец, Тед заметил съезд на Кирби-драйв. Если не попадет в пробку, то будет в поместье Фентонов через двадцать минут.
Когда изумительный аромат обжаренного французского кофе заструился по кухне, Барбара зашевелилась. Обрадовавшись, Лаура налила кофе в кружку, водрузила ее на поднос рядом с другой, полной густого грибного супа и поставила на кухонный стол.
– Привет, Барбара. – Лаура присела на край банкетки – Как ты себя чувствуешь?
После нескольких попыток Барбаре в конце концов удалось открыть глаза. Они налились кровью, зрачки не фокусировались.
– Кто?..
– Это я, Лаура Спенсер. Вы просили меня приехать, припоминаете?
Барбара что-то неразборчиво пробормотала и, постанывая, осторожно села.
– Моя голова.
– Вот. – Лаура протянула ей две таблетки экседрина, которые нашла в аптечке в ванной комнате, и стакан воды.
– Что это?
– Аспирин. Глотайте. Вам станет легче.
Словно послушный ребенок, Барбара выполнила приказание.
– Вот хорошая девочка. – Лаура передала ей кофе. – Теперь это. Он горячий, поэтому пейте осторожно, маленькими глотками. – Она поддерживала чашку, пока Барбара не выпила половину и смогла уже справляться сама, не рискуя облиться.
– Теперь суп, – сказала Лаура, наблюдая, как розовеют щеки Барбары. – Будет легче, если отхлебывать, но могу дать ложку.
Барбара покачала головой:
– Так нормально.
В душе Лауры все перевернулось, когда она увидела, как эта женщина пьет суп. Со спутанными волосами, в помятом дорогом льняном платье, виновато опустив глаза, она выглядела печальным, потерянным ребенком.
Прошло еще несколько минут, прежде чем миссис Кендалл протрезвела настолько, чтобы связно отвечать на вопросы. Стараясь говорить как можно дружелюбнее, Лаура мягко спросила:
– Вы здесь одна, Барбара?
Та кивнула:
– Мама уехала на две недели в Калифорнию, а прислуге дали неделю отпуска.
– Тогда мы можем говорить свободно, не беспокоясь, что нас прервут. – Не получив от Барбары ответа, она осторожно начала: – Вы помните, что позвонили в «Сентинел»? И просили меня приехать?
– Да.
– Вы сказали, что знаете, кто убил Джей Би. Барбара закрыла глаза, но даже так было заметно, как ей больно, и от этого зрелища у журналистки разрывалось сердце. Что бы миссис Кендалл ни хранила в себе, это оказалось невыносимым бременем.
– Позвольте помочь вам, Барбара.
– Ты приехала одна?
Лаура кивнула:
– Да. Здесь только вы да я.
Казалось, Барбара никогда не соберется с духом. Она по-прежнему с тем же несчастным видом смотрела в окно.
Когда наконец она вновь переключила внимание на Лауру, голос ее уже звучал ровно.