— Скорее всего, — ответил за всех Атаман. Тогда Виталий Евгеньевич налил в ведро из канистры воды и попросил Алексея смачивать тряпки и накрывать ими раскаленный металл в том месте, где он уже прошел резаком.
Работа спорилась, и спустя четверть часа сварщик отложил резак в сторону, снял узкие очки с темно-синими стеклами, через которые можно было видеть только яркую вспышку огня и шов нагретого металла, вытер рукавом рабочей куртки пот со лба и сказал:
— Готово! Можно открывать.
Грабители не ошиблись, предполагая, что основные сбережения Мирошниченко хранил и сейфе. Все содержимое тянуло не меньше, чем на два миллиона.
— Вот это отрядный! — воскликнул в изумлении Тюлень.
— Всех перещеголял, — поддержал его Марат. — Он, наверное, с Сазоновым делился не всей добычей.
— Теперь о главном! — Вадим Борисович достал из внутреннего кармана целую пачку всевозможных документов — паспортов, свидетельств о рождении, трудовые книжки.
— Я все подготовил, как договаривались.
Атаман теперь становился Кожевниковым Алексеем Леонидовичем, а Диксон — Ахметзяновым Маратом Рафкатовичем. Оба, по документам, отработали по пять лет на севере и, заработав кругленькую сумму, отправлялись на вольные хлеба в Саратов.
Жданов также вручил им железнодорожные билеты до пункта назначения. По легенде, в родном городе они делали пересадку.
— Документы предоставляю настоящие, — подчеркнул Вадим Борисович. — А имена прежними я оставил специально, чтоб вам не путаться и не привыкать к новым.
Беглецы искренне поблагодарили Жданова и заплатили за услуги кругленькую сумму — пятьдесят тысяч рублей. Остальные деньги, за вычетом причитающихся двадцати процентов на общак и Мутанту, они поделили на четверых. Не забыли отблагодарить и сварщика.
Вадим Борисович принес из своей машины два новых костюма, которые как нельзя лучше подошли новоиспеченным Кожевникову и Ахметзянову.
— Нам необходимо поторопиться, поезд через полтора часа, — объявил он.
Разыскиваемые по всему Союзу, они не рискнули на встречу со своими родными и близкими. Издав пронзительный гудок, поезд медленно набирал скорость. Впереди была полная неизвестность.
Светлана Казакова продала дом, официально развелась с мужем, на которого был объявлен всесоюзный розыск, и уехала к Алексею в другой город. В конце августа она вернулась за дочерью, выписалась и забрала трудовую книжку на работе. Перед отъездом она предупредила начальника, что передаст с родителями заявление об увольнении, и добродушный руководитель пошел ей навстречу.
Новый дом Светлане понравился: широкая прихожая, большая кухня, три просторные комнаты, во дворе баня и гараж. На участке в девять соток был настоящий сад: яблони двух сортов, вишня, малина, смородина, крыжовник, слива. В глубине его Алексей поставил три улья. Пчелы становились его увлечением.
На одной улице с их домом находились и школа, и Дом пионеров, в который устроилась работать Света. Работа с детьми у нее много времени не занимала, к обеду она уже была дома и занималась своими делами по хозяйству.
Алексей трудился на заводе в литейном цехе по графику: две смены — в день, две смены — в ночь, затем четверо суток отдыхал.
Светлана второй раз вышла замуж за одного и того же человека, только теперь она стала Кожевниковой. Торжеств особенных не устраивали. На скромную свадьбу собрались самые близкие. Приехали родители и Сутулый с Тюленем и, конечно же, был Диксон.
Торжество у Кожевниковых было в самом разгаре. Стол накрыли в саду, и гости с удовольствием расположились под тенью яблоневых деревьев.
Алексей и Светлана сияли от счастья, словно это была первая свадьба в их жизни, и с радостью бросались в объятия друг другу после криков «Горько! Горько!».
Ирина Анатольевна с умилением смотрела на сына и невестку, украдкой вытирая платочком материнские слезы и думая, что на этот раз у них, может, все образуется. Мухиным тоже понравилось, как устроился Алексей на новом месте: капитальный дом, большой садовый участок, в доме имеется все необходимое и даже сверх того. Олег Пантелеевич выбросил из головы былые обиды и разговаривал с зятем уважительно, чем угодил Ольге Никитичне, которая привыкла постоянно его одергивать.
