— Я поняла, — совсем сникла женщина. — О том, как я занижала вес мяса при загрузке вагонов.
— Умница! Но только все, как на духу. А про Панина ни слова, лишь о своей деятельности.
Из глаз Вихровой катились слезы.
— Вы отнесете мои показания следователю?
— Думаю, что до этого не дойдет, — успокоил ее Тихоня. — Все зависит от твоего поведения.
Более часа налетчики ждали, пока женщина закончит писать свои откровения.
— Все, — произнесла она долгожданное слово.
Тихоня пробежал глазами по исписанным листам и утвердительно кивнул, что означало, что с первым заданием она справилась.
— Теперь ты должна пообещать, что откажешься от своего заявления в милиции, иначе мы пустим в ход твою биографию.
Тихоня, в отличие от Сотника, не угрожал, не повышал голоса, а у Вихровой не было выбора.
— Обещаю.
— Но и это еще не все. Завтра же на работе ты напишешь заявление об увольнении, и заверяю, что начальник подпишет тебе его без отработки. Договорились? — Тихоня даже с каким-то сочувствием посмотрел на Викторию Самойловну.
— Куда деваться? — Теперь она понимала, что напрасно связалась с Паниным, но было слишком поздно. Можно было заранее предположить, что раз человек ворочает большими деньгами, у него, естественно, должно быть прикрытие.
У непрошеных посетителей как бы существовал негласный сговор: один неожиданно замолкал и в игру вступал другой. Происходила некоторая эмоциональная смена: один — спокойный и сочувствующий, другой — вспыльчивый и агрессивный.
— Тебе, наверное, не терпится от нас избавиться? — со злорадной ухмылкой поинтересовался Сотник. — Что насупилась? Я, кажется, к тебе обращаюсь!
— Зачем вы на меня кричите? Я ведь со всем соглашаюсь.
— Действительно, — ухмыльнулся Сотник, — что это я нападаю на безвинную овечку? Но с другой стороны, если бы ты не соглашалась, то и я бы не кричал, — он выдержал паузу, — а действовал.
— Вика неглупая женщина и сама уже догадалась, что еще нас задерживает у нее в гостях, — опять вступил в беседу Тихоня, и он как будто заступался за хозяйку.
— Что? — Она вскинула непонимающие глаза на Тихоню.
— А то! — вспылил Сотник. — Выкладывай деньги и драгоценности!
Выпад Сотника для Вихровой был столь неожиданным, что ее забила мелкая дрожь.
— Вы же не грабители, — заикаясь, произнесла она, не от водя умоляющего взора от Тихони, в нем она рассчитывала найти поддержку, но тот молчал в самый ответственный момент.
Зато Сотник продолжал наглеть.
— Это не грабеж, а изъятие, — заявил он. — Мы не можем допустить, чтобы в руках расхитителей оставались средства, добытые незаконно.
— Но вы не милиция, — попыталась возразить бедная женщина.
— Для тебя же лучше! — констатировал собеседник. — Мы изымаем у тебя то, что ты украла у государства, кстати, ты сама указала в объяснительной: сколько и каким образом. Но мы не такие изверги, как менты, оставляем тебе главное — личную свободу.
— Но это настоящий грабеж! — повторилась хозяйка.
— Ну ты и кадр! — даже развеселился Сотник. — За деньги переживаешь сильнее, чем за собственную честь.
— Не отдам! Ничего не получите! — закричала обезумевшая женщина.
— Совсем баба нюх потеряла. — Сотник разочарованно развел руки в стороны и обратился к напарнику: — Может, ты объяснишь ей, а то у меня уже руки чешутся. Ей добра желают, а она уперлась.
— Мы здесь не по своей воле, — начал объяснять Тихоня. — И не можем уйти, пока не выполним задания.
— Я же написала признание, пообещала забрать заявление из милиции и уволиться с работы. Разве этого мало?
— Признание ты написала, — согласился Тихоня. — Но к нему еще нужны вещественные доказательства. Твои драгоценности и деньги послужат этим доказательством. Если ты исполнишь все, о чем мы тебя просим, то вещественные доказательства мы вернем тебе обратно.
— Как же — вернете! Держи карман шире! — Когда пришло время бороться за материальные ценности, страх у Виктории Самойловны улетучился, она не скупилась на выражения. — Нашли дуру!
— Я пытаюсь тебе помочь, Вика. Поэтому и уговариваю, — продолжал Тихоня. — Если ты меня не послушаешь, тебе придется иметь дело с моим напарником. А он, поверь мне на слово, нервный и необузданный тип. Я сам иногда его побаиваюсь.