— Я не позволю тебе, нет... Это несправедливо, Корнелиус... Почему ты думаешь, что Бог простит тебя за мучения и не простит за любовь? Почему? Ну подумай сам, подумай: не может такого быть, чтобы он соединил нас для того, чтобы ты погиб. Да еще мученической смертью. Не делай так. Пойдем. Может быть, наша любовь послужит людям, и они поймут: Бог — один? Это Бог, соединяющий влюбленных. Другого Бога нет.
Корнелиус отстранил девушку:
— Помнишь, ты говорила мне, что ждешь Мессию?
— Все иудеи Его ждут.
— А откуда вы знаете, что Он придет?
Элеонора помолчала немного и ответила:
— Мы верим в это.
Это было любовное свидание. Странное, страшное, страстное любовное свидание. И хотя комиссар давно уже придумал, какие слова он должен сказать Элеоноре, чтобы возвратить свой комбинезон и умчаться наконец отсюда на Землю, в свое время, в свой век, — он не мог прервать это любовное свидание. Пусть молодые люди скажут друг другу все, что они хотят сказать. Что угодно можно прерывать, но поток любовных слов... Нет, это невозможно.
— Вот видишь, — Корнелиус обнял Элеонору. — Вы верите... Вот и я — просто верю. А вера — это куда больше, чем знания, правда? Знания могут обмануть, а вера — нет.
Корнелиус вскочил. Элеонора встала рядом. Двое влюбленных стояли, освещенные светом звезд.
«Хороший кадр из какого-нибудь будущего фильма», — подумал Гард.
— У тебя ведь есть нож? — спросил Корнелиус.
— Да, — обрадовалась Элеонора. — У нас есть два ножа, — как бы в подтверждение своих слов Элеонора достала ножи. В темноте сверкнули стальные молнии. — Бежим! Мы спасемся.
Корнелиус отошел от Элеоноры — недалеко, на полшага, и произнес тихо, но отчетливо:
— Убей меня.
— Что? — вскрикнула Элеонора.
— Спаси меня, убей, родная. Если честно, я ужасно боюсь распятия, ужасно... А они меня все равно распнут, я знаю: суд понтифов так решит. Спаси меня, убей! Смерть от руки любимой женщины — мучительна. Она непременно приведет меня к Богу. Умоляю тебя: убей!
Корнелиус взял руку Элеоноры — в руке был нож — и медленно подвел руку к своему животу.
«Пора!» — решил комиссар и вышел из укрытия. Он встал, подняв правую руку и сказал тихо, но веско:
—Не смей этого делать! Я здесь!
— Я так и думал, что ты не уйдешь далеко, — услышал комиссар чей-то знакомый голос.
Ночь мгновенно озарилась светом факелов.
В этом свете Гард увидел римский отряд — в полном облачении и при оружии, и командира — во главе.
— Красиво они говорили, правда? — усмехнулся командир, обращаясь к Гарду. — Я так и думал, что ты далеко не уйдешь, что ты вернешься. Либо — за кожей своей. Аибо парня этого спасать. Но вернешься. И я не ошибся. Я никогда не ошибаюсь. — И уже обращаясь к отряду: — Взять их всех!
— Стойте! — закричал Корнелиус.
В этом крике было столько решимости и боли, что римские воины остановились.
— Я рад, что ты пришел, — Корнелиус смотрел на Гарда глазами, полными слез. — Это знак. Это — хороший знак. И ты скажешь Ему, что я не испугался мученической смерти! Ты подтвердишь.
Корнелиус взялся за руку Элеоноры, он хотел принять смерть от нее.
И Элеонора от растерянности не сопротивлялась. Она даже не поняла, что случилось.
Ее рука безвольно держала нож. И этим ножом Корнелиус ударил себя в живот.
— Получилось, — прохрипел Корнелиус.
— Взять этих двоих! — закричал командир. Элеонора схватила за руку Гарда:
— Бежим! Там река. Бежим.
— Стой! — закричали римляне. — Стоять!
«Ну что ж это я все время бегаю, как заяц, — подумал комиссар. — Все бегаю и бегаю. Бегаю и бегаю».
Как они оказались у реки, Гард не помнил.
Элеонора бежала быстро, несмотря на то что комбинезон мешал ей. Комиссар еле поспевал за ней.
Это была горная речка — не широкая, но очень холодная, с быстрым течением.
Реку они переплыли стремительно, и уже через несколько минут карабкались на гору, а на ней — лес, в котором можно укрыться.
Гард первым выбрался на берег и, не оглядываясь, побежал вперед, разрывая кустарники и траву.
Элеонора спешила следом.
Они добежали до леса.
Погони слышно не было. Всё. Им удалось убежать. Ночь помогла. Отчаяние придало им силы. Бог помог... Комиссар упал лицом в траву.
