— Такой бег вреден для людей моего возраста, — тяжело дыша, выговорил он.
Девушка не ответила.
Гард перевернулся, чтобы посмотреть, все ли с ней в порядке.
Девушка печально смотрела вниз, на реку. КОМБИНЕЗОНА НА НЕЙ НЕ БЫЛО.
— Где, где... — Гард заикался. — Где... Эта... Ну... Кожа Божьего Посланника?
— Я ее выкинула в реке. Бежать в ней еще можно, но плыть совершенно невыносимо, — Элеонора вздохнула. — Да и зачем она мне? Я ведь хотела, чтобы Корнелиус... Чтобы мои родители... Чтобы его...
Она не выдержала и разрыдалась. Гарду тоже хотелось плакать, но вместо этого пришлось успокаивать девушку:
— Не надо, не плачьте. Душа Корнелиуса сейчас стоит перед Богом.
— Откуда вы можете это знать? — Элеонора отодвинулась от комиссара. — А... Я поняла: вы и есть Божий Посланник? Да? Да? Кто вы?
Гард огляделся по сторонам и понял: вот он мир, который отныне станет его миром.
Комбинезона нет. Ни камеры, ни маячка. А значит, нет надежды вернуться домой.
Впрочем, нет, надежда еще осталась. Как всегда — на чудо. Больше надеяться уже точно было не на что.
Надо как-то жить в этом времени, в этой стране, где на него все охотятся и все грозят его убить.
— Кто вы? — повторила девушка.
— Я? — Комиссар задумался на мгновенье. — Кто я? Я — Гершен. — И он твердо повторил: — Гершен я.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ночью в лесу было ужасно холодно.
Вообще, Гард понял, что здешний климат — не для жизни: днем — удушающая жара, ночью — студеный холод.
Пока комиссар размышлял над тем, как бы прижаться к Элеоноре, чтобы согреться, она прижалась к нему сама и тут же уснула.
Гарду, несмотря на дикую усталость, не спалось.
Он лежал и думал о том, как неожиданно и нелепо закончилась его жизнь. А в том, что она закончилась, он не сомневался.
Комиссар посмотрел на Элеонору. Гард хорошо знал: истинную красоту женщины надо определять во время ее сна. Когда женщина бодрствует, ее оценивать очень трудно, уж очень многое отвлекает: ее слова, жесты, свет, струящийся из глаз. А спящую женщину можно изучать спокойно и внимательно.
Во сне Элеонора была еще прекрасней. Ее смуглое лицо, казалось, не имело никаких изъянов: ни точечки, ни родинки, ни прыщика — ровная гладкая кожа.
Но главное было даже не в этом. Комиссар знал: настоящая женщина должна спать спокойно и мирно, словно ребенок. Элеонора спала именно так.
Робкий ветер чуть шевелил ее черные, густые волосы, от чего девушка казалась еще более трогательной.
Шея высокая, но не худая, сильная — как раз такие и нравились комиссару. Гард посмотрел на руки Элеоноры. Пальцы длинные, ухоженные.
«Она ведь могла сама убежать, но взяла меня с собой, — размышлял Гард. — Это не может быть случайностью. И жизнью вместе со мной она же рисковала не просто так?»
Мысль о том, что он здесь не один, а вместе с такой прекрасной девушкой, успокоила.
«Что ж мы с ней тут будем делать? — подумал Гард. — Чем заниматься? Не идти же мне работать в местную полицию? Да и кто меня возьмет, даже, если, предположим, полиция у них есть».
Хрустнула ветка. Метнулась чья-то тень.
Элеонора во сне по-детски причмокивала губами, еще теснее прижимаясь к Гарду.
Комиссар приподнял голову и посмотрел в темноту.
Нет там никого. Только цикады щелкают. И никаких посторонних звуков. Показалось.
И — снова хрустнула ветка.
Нет никакой опасности, — уговаривал себя комиссар, чувствуя, как слипаются его глаза. — Был бы враг, уже бы проявился. А так... А так...
Мысли путались.
«Засыпаю», — подумал Гард.
И еще сильнее обнял Элеонору.
Незнакомец, встреченный комиссаром у реки, дождался, пока Гард уснет, и только после этого подошел к двум спящим обнявшимся людям.
Он наклонился к самуму уху комиссара и прошептал:
— Весть, Гершен. У людей — Весть. И у Бога. Их надо соединить, — помолчал и снова сказал: — Весть, Гершен. Если у человека есть миссия, он должен ее исполнить. Он один. Только он. И никто больше.
Незнакомец вздохнул и бесшумно исчез во тьме деревьев.
«Какой странный сон, — комиссар открыл глаза,— или не сон?»
Элеоноры рядом не было. Гард вскочил и крикнул:
— Элеонора! Элеонора, где ты?
Девушка не вышла, а словно проявилась из зелени деревьев.
