Нат Пинкертон — король сыщиков - страница 41

В мечтах я видел себя на высоте торжества, осыпанного почестями ликующего человечества!

Недели две тому назад ко мне явился мой друг Яков Вилькок.

Лакей мой куда-то ушел, я был дома один.

Вилькок собирался в свой клуб и зашел лишь на несколько минут.

Я знал, что он болен чахоткой и даже в тот вечер жаловался на колющие боли в груди.

У меня помутился разум и мною овладела мысль: теперь или никогда! Надо испробовать средство и… избавить друга от чахотки.

Я заявил ему, что изобрел новое средство для лечения этой болезни, что еще не испытал его на деле, но не сомневаюсь в его целебности.

Он сейчас же изъявил готовность принять его и я достал флакончик.

Я, как теперь, вижу, как он взял столовую ложку, налил в нее лекарство и выпил.

Вдруг он пронзительно вскрикнул и схватился обеими руками за живот.

Я никогда не забуду его взгляда, последнего взгляда! В нем выражалась немая жалоба, страшный упрек. Казалась, он хочет крикнуть мне: «Убийца!»

Он упал на диван и корчился в предсмертных муках, пока, наконец, не испустил дух.

Таким образом я убил своего лучшего друга. Я наклонился над ним и не сводил с него глаз. Волосы у меня стали дыбом, холодный пот выступил на лбу.

Сначала мною овладело страшное горе, но потом меня охватил ужасный страх. Я только и думал о том, как бы избавиться от трупа, чтобы никто ничего не узнал, чтобы меня не обвинили в убийстве, не посадили в тюрьму.

Мною овладела ужасная мысль.

Я снял одежду с моего умершего друга и завязал костюм, башмаки и шляпу в узел. Труп я разрезал на куски и сжег его в камине. А узел с вещами я в ту же ночь выбросил где-то за городом в канаву. Но страх не оставлял меня. Когда я услышал, что Нат Пинкертон занялся расследованием этого дела, я даже нанял рыжего Темпи и поручил ему убить Пинкертона!»

Таким образом тайна была выяснена.

Доктор Гленнис сам судил себя, а Чарльз Темпи был приговорен к многолетнему тюремному заключению.

Невинно казненный

Schuldlos hingerichtet

В мрачном помещении нью-йоркской тюрьмы, где совершались казни, собрались представители судебной власти и администрации. Они были одеты во все черное, и по их лицам видно было, что они собрались сюда по весьма серьезному поводу.

Предстояла казнь убийцы, приговоренного судом присяжных к смерти всего несколько недель назад.

Все присутствовавшие были как-то особенно нервно настроены. Это было отчасти вызвано тем, что осужденный до последнего момента клялся в своей невиновности и, выслушав приговор, произнес проклятие.

В свое время Давид Саломон был человеком богатым и почтенным. Правда, ходила молва, что он занимается ростовщичеством и для своей выгоды не задумается погубить кого угодно, но он клялся и божился, что не убивал своей матери, хотя против него говорили самые наглядные и веские улики. Судьи не поддались его уверениям в невиновности и вынесли приговор, добросовестно взвесив и обсудив все обстоятельства дела.

И все-таки всеми овладело какое-то нервное беспокойство, неизбежное в тех случаях, когда осужденный упорно клянется в своей невиновности.

Полицейский инспектор, стоявший рядом с одним из членов суда, шепнул последнему:

— Саломон не сознался и сегодня ночью, даже перед лицом неминуемой смерти. Он и раввину клялся, что не виновен!

Чиновник пожал плечами:

— Ничего ему не поможет! Несомненно, он виновен, об этом и спорить не приходится. Если он надеется, что своим поведением и своими клятвами ему удастся добиться какого-либо успеха, то он жестоко ошибается. Через несколько минут он сам убедится в справедливости моих слов.

В этот момент открылась дверь тюремного здания и оттуда вышел Давид Саломон в сопровождении двух полицейских служителей и раввина.

Лицо его было мертвенно-бледно, глаза широко раскрыты, колени дрожали. Служители должны были вести его под руки, иначе он упал бы.

При виде электрического стула он вскрикнул, отшатнулся и протянул вперед руки.

Пока надзиратели усаживали его на стул и привязывали, приговор еще раз был прочитан вслух.

Затем ему наложили на ноги, руки и голову стальные пластинки, через которые электрический ток должен был проникнуть в его тело.