— Конечно мы с вами не знакомы! — спокойно ответил композитор. — Ведь вы никогда не были на пароходе «Этрурия» и в прошлом вовсе не ездили в Европу, а…
— Да кто вы такой? — прервала его Эдита дрожащим голосом. — Боже! Да вы похожи на полицейского!
— Еще хуже, — ответил композитор. — Я Нат Пинкертон!
С этими словами он снял свой парик и фальшивые усы. Эдита в ужасе опустилась в кресло.
Пинкертон наклонился к ее уху и быстро прошептал:
— Мисс Эдита Флинн, даю вам честное слово, что все, что касается лично вас, останется между нами! Я только должен знать всю правду! Если вы мне правды не скажете, то сегодня же ваш отец узнает, что вы обманули его, что вы никогда не были на «Этрурии». Он узнает, что… Но вот тут-то и начинается то, что я должен узнать от вас! Где находились вы в течение тех двух месяцев, якобы проведенных вами в Европе?
— Умоляю вас, мистер Пинкертон, не спрашивайте, — взмолилась Эдита. — Будьте милосердны!
— Я облегчу вам вашу задачу. В промежуток этих двух месяцев вы родили ребенка, не правда ли?
— Да, это правда, — еле слышно прошептала она.
— Где именно? Говорите скорее! Нам могут помешать!
— Я скажу вам все, мистер Пинкертон, — проговорила Эдита почти шепотом. — Я люблю одного бедного юношу, немца по происхождению. Мой отец не позволяет мне выйти за него замуж, так как мой возлюбленный всего только бедный приказчик. Мы повенчались тайком. Когда я почувствовала себя матерью, я не рискнула сказать об этом отцу. Под предлогом путешествия в Европу я отправилась к одной акушерке, которая содержит родовспомогательный приют.
— Где находится этот приют и как зовут эту акушерку?
— Зовут ее миссис Мильтон, а приют находится на Лонг-Айленде, вблизи Блю-Пойнт.
— Вот как! — заметил Пинкертон, вспомнив, что таинственное сердце было найдено именно в кустарнике, вблизи той же местности. — Вчера вы были на моей квартире, мисс Эдита, и видели те части тела, которые в настоящее время сильно занимают меня: голову, руку и сердце. При виде этих находок вы вскрикнули и убежали. Я прошу вас, мисс Эдита, именем закона, ответить мне: вы узнали голову?
— Да, узнала!
— Чья это голова?
— Выслушайте меня, мистер Пинкертон, я расскажу вам все подробно. В доме этой миссис Мильтон я занимала комнату совместно с другой молодой женщиной. Она еще до моего поступления в приют родила ребенка и уже находилась на пути к выздоровлению. Она ушла из приюта через три дня после того, как я туда поступила.
— Как звали ее?
— Вы понимаете, мистер Пинкертон, что в таких местах люди не называют своей настоящей фамилии, а ограничиваются одним лишь именем. У этой дамы было имя Феба. Она была так прелестна, что я не могла на нее насмотреться: волосы у нее были черные, глаза темные, сверкающие, губы красные, полные. Мы сошлись с ней, и она рассказала мне свою судьбу. Она была бедная девушка и служила в качестве секретаря. В Филадельфии она поступила на службу к некоему присяжному поверенному, который соблазнил ее, но поклялся жениться на ней. Она говорила, что пока она находится в приюте мисс Мильтон, он должен был разойтись со своей нелюбимой женой. После развода они и собирались повенчаться. В случае же, если бы развод не состоялся, они хотели бежать на запад.
— И вот, пробыв еще три дня в приюте, — спросил Пинкертон, — она уехала?
— Да, она вполне оправилась и ей незачем было оставаться дольше!
— Приехал ли кто-нибудь за ней?
— Она говорила, что ее возлюбленный ожидает ее в Нью-Йорке, что она собирается встретиться с ним в одной из гостиниц и что после этого будет решен вопрос, вернуться ли им в Филадельфию или уехать на запад. Мы распростились очень сердечно и она даже подарила мне кое-что на память.
— Вот как! Вы сохранили эту вещь? Нельзя ли мне взглянуть на нее?
— Конечно, можно, — ответила Эдита, — погодите минуточку, я сейчас принесу сюда.
Она вышла, а Пинкертон, оставшись один, подумал: «Несомненно, след найден. Дело начинает проясняться. Мне кажется, этот адвокат совершил преступление, намереваясь избавиться от надоевшей ему девушки».
Но тут вернулась Эдита и прервала его размышления.
