Старейшина рассказывал историю об одном месте, где собираются все племена. Он в подробностях описывал каждое племя, обращая внимание даже на цвет их глаз, рассказывал об одеждах, которые они носят, об их обычаях, скотине. Я был очарован этим рассказом, но потом заснул, так и не дослушав рассказчика. Когда мой брат растолкал меня, мы заползли обратно в шатер. Сейчас, когда я созерцал пустыню, воспоминание о рассказе старца вернулось ко мне, я ощутил те события, как давний сон.
Вдалеке, за невысокой дюной, я заметил мелькнувшую на ветру красную ткань. Это было краткое видение, как будто вспорхнула птица, но такое нечасто увидишь в пустыне, я не смог побороть свое любопытство. И я переступил черту. Тогда обыкновение провожать взглядом подобные явления казалось мне предрассудком. Однако теперь я не так в этом уверен. Я взобрался на дюну и спустился с другой стороны на песчаную равнину. Там никого не было, но, почувствовав чье-то присутствие за своей спиной, я обернулся. Рядом со мной женщина, которая была всего лишь на ладонь ниже меня ростом. Она глядела на меня и стояла, прикрываясь красной чадрой. Судя по ее смуглой коже, она принадлежала к какому-то из эфиопских племен. Пока я продолжал разглядывать ее, она обратилась ко мне:
— Салаам алейкум.
— Ва алейкум ал-салаам, — ответил я. — Откуда ты появилась?
— Из той же земли, что и ты, — ответила она, но выговор ее был странен.
— Значит, ты сейчас далеко от родных мест.
— Так же, как и ты.
Я стоял молча, ее мягкий голос и взгляд очаровали меня.
— Что ты делаешь одна среди песков? — наконец спросил я.
Она долго ничего не отвечала. Я тщетно пытался представить себе, что скрыто под плотной красной тканью, она исключала любые догадки о том, что находится под ней. Подол ее одеяния спадал до земли, ветер уже занес его тонким слоем песка, и казалось, что девушка выросла из самой дюны. Тут она снова заговорила.
— Я должна принести воды, — проговорила она и посмотрела на глиняный сосуд, который держала у бедра. — Я боюсь заблудиться в песках. Не можешь ли ты пойти со мной?
— Но я не знаю, где здесь вода, — возразил я, пораженный ее смелостью и сознанием того, как близко она стояла.
— Я знаю, — сказала она.
Но никто из нас не пошевелился. Никогда не видел я глаз такого цвета, как у нее, — не темно-карего, как у женщин из моих родных мест, но более мягкого светлого оттенка, напоминавшего цвет песка. Ветер плясал вокруг нас, играя ее чадрой. На мгновение мне открылись черты ее лица, они поразили меня, но я не смог понять чем, ибо не успел я моргнуть, как они снова скрылись под покровом.
— Пойдем, — сказала она.
И мы пошли. Вокруг нас взвивались вихри, нам в лицо летели песчинки и жалили, как если бы тысячи иголок впились нам в кожу.
— Может быть, лучше вернуться, — сказал я, — а то мы попадем в бурю и потеряемся.
Она шла вперед. Я остановил ее. Ветер усиливался.
— Давай вернемся. Слишком опасно оставаться здесь одним.
— Мы не можем вернуться, — сказал она. — Мы здесь чужие.
— Но буря...
— Оставайся со мной.
— Но...
Она повернулась ко мне:
— Ты испугался.
— Я не испугался. Но я знаю, что такое пустыня. Мы можем пойти и позже.
— Ибрагим, — сказала она.
— Это мое имя.
— Ибрагим, — повторила она и сделала шаг ко мне.
Мои руки безвольно повисли вдоль тела.
— Откуда тебе известно мое имя?
— Тише, — сказала она. — Сейчас пески остановятся.
И действительно, ветер внезапно стих. Мелкие песчинки еще дрожали в воздухе, похожие на крошечные небесные тела, неподвижно висящие в пространстве космоса. Небо едва-едва проступало сквозь их пелену, оно казалось выцветшим добела, горизонт стерся, и пропало все, кроме нее.
Она подошла ко мне еще ближе и опустила кувшин на землю.
— Ибрагим, — повторила она и подняла чадру с лица.
Никогда еще я не видел ничего столь прекрасного и одновременно столь пугающего. На меня смотрели глаза женщины, а остальная часть лица дрожала и плыла, подобно миражу, я видел нос и рот не женщины, а лани, с покрытой нежной шерсткой кожей. Я не мог выговорить ни слова. Но тут завыл ветер, и пески снова задвигались, закручиваясь вокруг нас, стирая ее очертания. Я закрыл лицо руками.
