Сколько всего я еще хотел бы сказать тебе... Скоро полнолуние, по ночам я часто выхожу на палубу и смотрю на луну. На Востоке люди считают, будто на луне виден кролик, но я так и не смог разглядеть его, увидел только лицо человека — он подмигивает и широко ухмыляется, с удивлением и любопытством. И теперь мне кажется, я понял, почему у него такой вид. Потому что, если все кажется таким чудесным с борта корабля, только представь себе, каково ему смотреть на землю с луны! Две ночи назад я не мог заснуть из-за жары и возбуждения и вышел на палубу. Я глядел в воды океана, по которым медленно стало разливаться мерцание. Вначале я решил, что это отблеск звездного света, но потом понял, что у сияния свой источник, оно состоит как бы из отдельных крошечных огоньков, многочисленных, как фонари на вечерних улицах Лондона. Глядя, как усиливается свечение, я ожидал появления загадочного морского существа, но пятно света оставалось бесформенным, свободно растекающимся по поверхности воды. Оно растянулось примерно на милю, но затем, когда мы проплыли мимо и я обернулся, чтобы взглянуть на море за кормой, оно уже исчезло. Потом, вчера ночью, эта светящаяся субстанция появилась снова. Один путешествующий натуралист, который вышел на палубу полюбоваться звездным небом, объяснил мне, что свет испускает не одно огромное чудовище. Миллионы микроскопических существ называют диатомеями, и этим же существам Красное море обязано своим цветом. Подумай только, Кэт, в каком странном мире мы живем, если нечто микроскопическое, неразличимое глазом, может заставить светиться воду и окрасить в красный цвет целое море!
Дорогая моя, мне пора заканчивать. Уже поздно. Я страшно скучаю по тебе и надеюсь, что тебе там не очень одиноко. Пожалуйста, не беспокойся обо мне. Честно говоря, я немного трусил, когда уезжал, и до сих пор иногда, лежа в постели, спрашиваю себя, почему же я согласился. Но я так и не ответил себе на этот вопрос. Помню, как ты говорила мне в Лондоне, как почетно это поручение, что это мой долг перед страной. Но во всем этом есть что-то неправильное: я никогда не служил в армии, меня мало интересуют наши зарубежные дела. Я понимаю, тебя возмущали мои слова, когда я говорил, что для меня это долг скорее перед инструментом, чем перед Ее Величеством. И все-таки я верю в правильность действий доктора Кэррола, если я смогу помочь ему в том, что связано с музыкой, с инструментом, наверное, в этом и будет мой долг. В какой-то степени на мое решение наверняка повлияла моя вера в доктора Кэррола, мысль о том, что я окажусь причастным к его деятельности к его стремлению принести музыку, прекрасное изображение человечества, туда, куда все остальные считают возможным нести одно лишь оружие. Сознаю, что такие возвышенные мысли часто бледнеют при столкновении с реальностью. Мне действительно очень не хватает тебя, и я надеюсь, что мою миссию все-таки не ожидает бесславный конец. Ты же знаешь, я не из тех, кто ищет опасностей на свою голову. Мне кажется, все истории, которые мы слышали о войне и джунглях, напугали куда больше меня, чем тебя.
Зачем я трачу слова, рассказывая о своих страхах и неуверенности, когда вокруг меня еще столько красоты, столько такого, о чем стоит тебе рассказать? Все это, верно, из-за того, что мне больше не с кем поделиться этими мыслями. Если быть откровенным, то я уже испытал какую-то особую разновидность счастья, совершенно незнакомую мне доселе. Единственное, чего я желал бы, чтобы ты могла путешествовать вместе со мной.
Любимая, я скоро напишу тебе.
Твой преданный муж Эдгар».
Он отправил письмо в Александрии, воспользовавшись короткой стоянкой. Здесь пароход взял на борт новых пассажиров — мужчин в просторных одеждах, говорящих на языке, который, казалось, зарождался у них глубоко в гортани. Пароход простоял в порту несколько часов, этого времени хватило лишь на краткую экскурсию, от которой в памяти остались запах сушеных осьминогов и аромат от мешочков с пряностями, которые предлагали торговцы. Вскоре они уже плыли дальше, направляясь через Суэцкий канал в другие моря.
