— Мотылек, наверное. — Что-то в этих словах взволновало его, как будто он действительно уже слышал это когда-то. — Я не знаю этой истории, — сказал он.
— На самом деле, может, все это и неправда. Может быть, просто поверье. Некоторые бирманцы говорят, что человек живет, поскольку в нем живет дух, похожий на... мотылька. Дух сидит в его теле, и человек не может жить без него. И еще они говорят, что именно из-за лейп-бья человек видит сны. Когда он спит, лейп-бья вылетает у него изо рта и летает тут и там, видя на своем пути разные картины, от этого и получаются сны. Лейп-бья утром всегда должен возвращаться к человеку. Поэтому бирманцы не любят будить спящих. Может оказаться так, что лейп-бья будет очень далеко и не сможет достаточно быстро вернуться домой.
— И тогда?
— Если лейп-бья потеряется или по дороге будет схвачен и проглочен билу — как это у вас говорится? — злым духом, тогда человек больше не проснется.
Юноша наклонился вперед и расшевелил палкой костер, от которого вверх полетели искры.
— Это он и хотел мне рассказать?
— Я же сказал вам — это просто поверье, но он хотел, чтобы я рассказал его вам. Я не знаю, почему. Он иногда ведет себя странно.
У костра было тепло, но Эдгар ощутил, как холодок пробежал по коже. Его охватили воспоминания, снова предстали перед ним образы Индии, он вспомнил путешествие на поезде, спрыгивающего с него юношу и мелькнувшую в темноте дубинку.
— Бродячий поэт, — тихо проговорил настройщик.
— Что, мистер Дрейк?
— О... Нет, ничего. Скажи ему, что меня это заставило о многом задуматься. Может быть, когда-нибудь он станет знаменитым рассказчиком.
Эдгар смотрел через костер сквозь огонь на невысокого парня, почти мальчишку, сидящего в объятьях брата. Нок Лек передал слова Эдгара, тот лишь улыбнулся, и его фигура скрылась за завесой дыма.
Пламя стало ниже. Нок Лек встал и ушел куда-то в темноту, через некоторое время вернувшись с охапкой дров. По ту сторону костра братья так и заснули, обнимая друг друга. Начало накрапывать, Нок Лек с Эдгаром погасили костер. Братьев пришлось разбудить, они что-то сонно проворчали, потом все вместе укрылись под навесом. За ночь дождь принимался несколько раз, и Эдгар слышал, как капли барабанят по накрытой циновками крышке рояля.
Утром решили покинуть лагерь. Тучи низко нависли над землей. Перетащив рояль на плот, они не стали убирать с него циновки, Облака разошлись только ближе к полудню, небо расчистилось. Река, напитавшись водой от притоков, текла теперь быстрее. Нок Лек сказал Эдгару, что они сейчас находятся в землях княжества Маукмай, и через два дня окажутся в стране каренов. Там у британцев есть пограничные посты на противоположном берегу, и там можно остановиться, необязательно проделывать весь путь до Моулмейна.
Скоро все это закончится, подумал Эдгар. Все станет лишь воспоминанием. И не дожидаясь, пока его попросят, откинул циновки с рояля, раздумывая, что бы сыграть. «Для финала, — решил он, — потому что если завтра мы покинем реку, завтра же закончится сон и пианист снова станет настройщиком». Плот неторопливо плыл по течению, и струны иногда позвякивали. Сидящий спереди юноша обернулся.
Эдгар не знал, что сыграть. Он понимал только, что стоит начать и музыка придет сама. Может быть, стоит снова сыграть Баха, подумал он, но сейчас это показалось не тем, что нужно. Он прикрыл глаза и прислушался к чему-то. И в вибрации струн он услышал песню, которая еще много недель назад поднялась к небесам, когда-то ночью на Иравади, и потом, лунной ночью в Мандалае, когда он смотрел йоктхе пве. Это была песнь потери, нго-гьин. «Может быть, сейчас это будет как раз кстати». Он коснулся пальцами клавиш, и, когда он заиграл, песня спустилась оттуда, куда она когда-то взмывала. Это были звуки, которых не мог создать ни один настройщик — чужие, новые, ни высокие, ни низкие, потому что «Эрард» был сконструирован не для того, чтобы играть на нем, стоя йа плоту, и не для того, чтобы играть на нем нго-гьин.
Эдгар Дрейк играл, и вдруг раздался выстрел, и всплеск, и еще один, и еще. Когда он открыл глаза, то увидел, как двое его товарищей плывут по воде, а третий неподвижно лежит лицом вверх на плоту.
