— Еще одно, — остановил его Павел Дмитриевич после минутной нерешительности.
Ему хотелось многое сказать, но он не имел права, а еще — боялся, что его откровение окажется молодому отцу не по силам. Но... но хоть чуточку предупредить свояка о страшных потрясениях в будущем, подготовить к ним — стремился. Это в нем говорила человеческая сущность, человеческая слабость к правде, к откровенности, к обсуждению проблем. А этого делать нельзя. Люди должны душой ощущать и понимать как друг друга, так и свою судьбу.
— Еще одно, — все же решился Павел Дмитриевич. — Двое деток — это тяжелое бремя для молодой семьи. Не забывайте, что вы обещали взять меня кумом.
— И все?
— Все.
— Что же из этих слов можно понять, учитывая, что говорит маг?
— То, что я не покину вас в беде.
— А беда случится?
— Мы все под Богом ходим, я вас предупредил на всякий случай.
На следующий день Юля в самом деле родила двойню, первой появилась девочка, а вторым — мальчик. События развивались согласно пророчеству. Но кто считается с ним в счастливые минуты?
Малыши были крепенькими, горластыми и подвижными, еще и оказались страшно прожорливыми, не упускали возможности покричать и лишний раз подкрепиться от мамочки. Все указывало на то, что они будут расти здоровыми и выносливыми.
Через месяц и Евгения Елисеевна родила первинку, дочь Александру.
Кумом Павла Дмитриевича не взяли, наверное, решили пощадить. Но материнство, одинаковые хлопоты сблизили женщин и Диляковы и Мазуры поддерживали дружеские отношения, изредка встречались семьями, вместе проводили свободное время.
***
Но так не бывало, чтобы пророчества Павла Дмитриевича не исполнялись, и повесть о черных розах имела свое продолжение.
Так вот, малые мазурята оказались страшно прожорливыми. На счастье у Юли было вдоволь молока. Чего нельзя было сказать о Евгении Елисеевне.
— У меня и на твою малую, Женечка, хватит, — обещала Юля родственнице.
Но та не торопились одалживаться, надеялась, что у нее со временем тоже все наладится — мало что бывает у женщины, впервые кормящей ребенка. И только убедившись в бесполезности своих ожиданий, начала подумывать, не прибегнуть ли, в самом деле, к обещанной помощи дальней родственницы. Но в это время у Юли возникли непреодолимые проблемы. Ее мальчик Витя начал капризничать и выбрасывать из себя то, чем напитался от матери.
— Ой, нет, лучше пусть Шурочка растет на молоке от Лиски, — поколебавшись, сказала Евгения Елисеевна. — Ребенок не будет зря отказываться от материнской груди. Наверное, Юлино молоко невкусное, а может, даже горькое.
Павел Дмитриевич удивился:
— Ты еще сомневалась? Помни, что все мужнины нелады обязательно оставляют в женщине разрушительный след. Несомненно, что и на молоке это сказывается. Почему, ты думаешь, династические женщины не прибегают к адюльтеру, пока не родят венценосцу преемника? Именно поэтому — чтобы не портить генетический код своих наследников. Женщине достаточно раз переспать с дебилом, как в ближайших поколениях оно обязательно вылезет. Не без оснований говорят, что мужчине можно все, а женщине — нет. Это же не от ханжества возникло.
— А когда женщина перестает рождать, тогда и ей все можно! — рассердилась жена на Павла Дмитриевича. — А причем здесь молоко?
— Женщина, отравленная болезнью мужа, не может считаться безопасной в любых проявлениях. Вспомни, классическую литературу, — за бедного и больного идет лишь бедная и больная. А к сожалению, Иван Моисеевич оказался носителем тяжелых болезней. Если бы Юля была умнее или наблюдательнее, то не пошла бы за него замуж или хотя бы не отважилась рождать от него детей.
— А для чего тогда жить?
— Не знаю, как считаешь ты, а я вступал в брак не ради детей, а для того чтобы найти свою биологическую завершенность.
— Выходит, ты нашу Шурочку не любишь?
— Крестись, оно пройдет, — посоветовал ей муж. — Как это можно не любить родного ребенка? Меня даже чужие детки трогают. О своих даже и речи нет.
Лиска давала жирное и даже сладкое молоко, которое нравилось грудным детям, поэтому спрос на него был в поселке немалый. Но бабушка Ирина, Лискина хозяйка, приходилась Евгении Елисеевне свояченицей по дяде, и договориться с ней сложности не представляло. То, что Лиска приносила в дойках с целинных толок, сразу пришлось и Шурочке по вкусу, в конце концов, девочка лишь добирала от Лиски, когда не наедалась материнским молоком. Так вот, разминку она начинала с Евгении Елисеевны, а заканчивала хохулей — бутылочкой с соской.
