– Я его не боюсь! – угрюмо произнес Голландец.
– Еще как боишься, даже если признаться не хочешь. А я боюсь за своего сына. Если пойдешь со мной в деревню, я позабочусь о том, чтобы ты дожил до завтра.
– Ты убил Нуича, а ведь он был мне как отец! – с горечью воскликнул Голландец. – Я не хочу с тобой никаких сделок.
– А я и не предлагаю тебе сделку, падаль, убившая дитя из моего селения! – вспылил Чиун и отвесил Голландцу пощечину. – Если бы в моей власти было вышибить из тебя твою презренную жизнь и при этом не навредить Римо, ты бы уже пошел на корм стервятникам! Вставай!
Голландец неуверенно поднялся. Щека у него пылала от удара Чиуна, а глаза были какие-то странные.
– Пойдешь со мной в деревню!
Голландец молча кивнул.
Мастер Синанджу сопровождал его, не отставая ни на шаг, дабы ни на секунду не выпускать из виду. Тот ковылял на неверных ногах. Чиун видел, что вся спесь с него сошла. Еще бы – он позволил Римо взять над собою верх. Это уже само по себе было плохо, но он вдобавок проявил трусость в бою, а для владеющего Синанджу это непростительный грех. Сей молодой человек был до глубины души потрясен сделанным открытием, что, вопреки всему, бахвальству, он, оказывается, боится умереть! И сейчас он продолжал осмысливать это открытие, насколько позволял его слабеющий рассудок – Чиун видел, что он на грани помешательства. Впрочем, эта судьба была уготована ему с того самого дня, как он обнаружил в себе возможности мутанта. Они всегда сочетались со странным стремлением убивать – стремлением, которое Голландец про себя называл “зверем”. И этим зверем он так до конца и не научился управлять.
Она начали спускаться по тропе к селению, и тогда Чиун заговорил опять.
– Видишь там внизу площадь?
– Вижу, – деревянным голосом ответил Голландец.
– А моих односельчан видишь?
– Да.
– Когда мы выйдем на площадь, нам придется идти мимо людей. Они удивятся, увидев тебя, и захотят разглядеть тебя получше. Ты еще в состоянии управлять своим рассудком?
– По-моему, да.
– Надо это проверить. Ну-ка, изобрази мне бабочку! Красивую летнюю бабочку.
Голландец сосредоточился. Над его головой вспорхнули в лунном свете черные крылышки. Бабочка. Но Чиун увидел не только красивый узор у нее на крыльях, но и объятый пламенем череп вместо головы. Чиун невольно содрогнулся.
– Вот и применишь свои возможности! – сказал он. – Примерно в таком духе.
* * *
Фрею Римо нашел в первом же сундуке. Как только он вошел в Дом Мастеров, он сейчас же услышал, как бьется ее сердечко. Как ни удивительно, оно билось очень спокойно.
– С тобой все в порядке? – спросил Римо и взял девочку на руки.
Фрея смотрела на него с недетской серьезностью, но испуга в ее лице не было.
– В порядке. А с тобой?
– Да, – засмеялся Римо. – Со мной – тоже.
– Мамочка!
– Я обняла бы тебя, детка, но не могу, – сказала Джильда, показывая обожженные руки. – Папа сделает это за меня.
– Что у тебя с руками, мама? Ты обожглась?
– Не беспокойся, маленькая. Все в порядке.
– Она в тебя пошла, – счастливым голосом произнес Римо.
– В каком смысле?
– Такая же бесстрашная. Вы обе бесстрашные. Просидеть в сундуке два часа! По-моему, ты даже не плакала? – Римо наклонился к девочке.
– Не-а, – ответила та. – Зачем плакать? Я ведь знала, что ты придешь и вытащишь меня отсюда. Разве папы нужны не для этого?
– Да, крошка. Именно для этого папы и нужны.
– А я тебе рассказывала про своего пони? – спросила Фрея. – Его зовут Тор. Я каждый день на нем катаюсь.
– Расскажешь потом. – Джильда повернулась к Римо. – Пока Голландец жив, нам всем грозит опасность. Ты можешь сделать с ним что-то такое, что не повредит и тебе тоже?
– Не знаю, – сказал Римо. – Надо что-нибудь придумать, я не могу допустить, чтобы моей принцессе грозила опасность. Правильно, Фрея?
– Правильно! – отважно произнесла та, сжимая ручонку в кулак. – Мы его побьем. Бах!
Римо опустил ее на пол и внимательно посмотрел на Джильду.
– Надо поговорить. – Тон его был серьезен.
– Мне нужно заняться руками, – сказала она и показала свои раны: кожа была обожжена от кистей до самых локтей. Римо внимательно осмотрел ее руки.
