-- И это верно, -- сказала Пугачева, съев вслед за салатом приличный кусок мяса с кровью и заказывая себе на десерт порцию спагетти с овощами, а заодно уж и ликера тоже. -- Когда я худая, я не знаю, как мне жить... Все, что мне нравится, то мне не идет. Мне лучше быть не худой и не толстой, а такой средней -- как сейчас...
Это можно было понять как приглашение ее хорошенько рассмотреть, и я этой возможностью воспользовался. Вот ее новые ровные волосы, которые страшно приближают ее к своему народу, который так и норовит махнуть рукой на сложные прически в пользу простоты. Лицо, по которому не бегут ни мысли случайные, ни чувства, но только то, что задумано, что может занять и увлечь, -- и потому хочется смотреть не отрываясь. Идеальные зубы нерусской, ненашей белизны, произведение искусства. Шея с удивительным медальоном в виде серебряной (а может, и платиновой) тонкой трубочки, из которой как бы выкатывается маленький брильянтик. Это похоже на фонарик для Барби. Алла берет его пальцами и говорит в драгоценный камень:
-- Дорогой, я здесь!
И поясняет:
-- Так я разговариваю с Филей, когда он далеко...
Филя, однако, не отвечает из своего гастрольного Питера, он временно недоступен -- видимо, он как раз out of the coverage любовного бриллианта.
Дальше -- кольца, перстни, все как надо. Черное летящее платье -- надо полагать, какой-нибудь нечеловеческой дороговизны. И туфли -- на низком каблуке, с закругленными носками и ремешочек с пряжкой. Туфли очень трогательные, я помню такие на первых красавицах нашего детсада.
Трогательность эта расслабляет не меня одного:
-- Это мне Филя привез...
Мы молчим из уважения к трогательности. Кроме того, и слов-то у нас нет, если честно. Прогулка в белом лимузине
После обеда поехали кататься в лимузине, том самом знаменитом, который снаружи белый и блестящий, а внутри розовый, мягкий, кожаный, в этом растянутом "Линкольн-таункар стрейч", последним словечком названия совпадающем с упругими джинсами. Уж мы все в таких лимузинах езживали и уж знаем, каково по нему ползти раком, -- это как в шахте, как в окопе, как в... Однако достаточно эротических аллюзий. Да, не забыть бы еще сказать про внутреннюю сухость, намеренно подчеркнутую пустыми хрустальными графинами в непременном лимузинном баре.
-- Что так?
-- Это Пресняков тут раньше держал и виски, и коньяк, -- а теперь нет ничего!
Насчет лимузинов меня всегда волновал вопрос а отчего бы в ту же цену и в ту ж крокодилью длину не завести трейлер, он же camper, этакий маленький автобус с диванами, с кухонькой, с совмещенным санузлом и холодильником для пива? (Бывают, кстати, и с ванной, в таких знатные киноартистки ездят на съемки...) Я про это спросил и Аллу. Но она и не подумала отвечать. Видно, вопрос непростой...
Но куда б съездить?
На ночь глядя мы неожиданно поехали решать такой солидный вопрос, как квартирный. Как-то внезапно зашла речь о том, что ввиду выросшей семьи надо бы Алле Борисовне увеличить городскую жилплощадь. С дачей у нее вопрос давно решен, но в городе тоже ведь надо достойно расположиться, так? Да, само собой -- но где? Как всегда в таких случаях, нашлось полно советчиков даже в таком узком кругу.
-- Ну, что же! Поехали смотреть! -- великодушно сказала она. -- Везите, показывайте, где б вы меня поселили, будь ваша воля! Трогай, Витя!
Витя тронул, мы растерялись, но уж поехали.
И куда ж, интересно, да еще на ночь глядя? Ну, во-первых, не так много в Москве домов, которые тянули бы на уровень Пугачевой. А что поздно -плевать. Как только к нам выскакивали секьюрити, Алла с тихой вежливостью говорила пару слов, и жизнь моментально менялась к лучшему. Охрана становилась навытяжку и поедала народную артистку глазами, вызывала по рациям и сотовым менеджеров и, еще даже их не дождавшись, открывала выставленные на продажу квартиры, рассыпаясь в извинениях за пятиминутную задержку в поисках ключей и торопливо растворяя ворота, чтоб наш верный лимузин неуклюже, как крейсер, вплыл в тесный маленький двор -- внутренний и бесполезный, как Черное море.
