Одно из самых потрясающих свидетельств того, как этот меч разил невинные головы -- письма русского писателя Короленко, адресованные Луначарскому. Перед нами характерный пример борьбы против саботажников и спекулянтов: "...Мое смутное предчувствие есть факт: пять бессудных расстрелов, пять трупов легли между моими тогдашними впечатлениями и той минутой, когда я со стесненным сердцем берусь за перо. Только два-три дня назад мы узнали из местных "Известий" имена жертв. Перед свиданием с вами я видел родных Аронова и Мир-кина, и этот отблеск личного драматизма на эти безвестные для меня тени. Я привез тогда на митинг, во-первых, копию официального заключения лица, ведающего продовольствием. В нем значилось, что в деяниях Аронова продовольственные власти не усмотрели нарушения декретов. Во-вторых, я привез ходатайство мельничных рабочих, доказывающее, что рабочие не считали его грубым эксплуататором и спекулянтом. Таким образом, по вопросу об этих двух жизнях были разные, даже официальные, мнения, требовавшие во всяком случае осторожности и проверки. И действительно, за полторы недели до этого в Чрезвычайную комиссию поступило предложение губисполкома, согласно заключению юрисконсульта, освободить Аронова или передать его дело в революционный трибунал.
Вместо этого он расстрелян в административном порядке". А это уже свидетельство о выполнении другой, не менее важной функции ВЧК -- борьбы с контрреволю
ционными организациями: "Теперь и в Полтаве мы видим то же: Чрезвычайная комиссия на этот раз в полном согласии с другими учреждениями производит сплошные аресты меньшевиков. Все более или менее выдающееся из "неблагонадежной" социалистической оппозиции сидит в тюрьме...".
Органы ВЧК пронизывают структуру гражданских и военных учреждений новой власти, их сеть покрывает всю территорию Советской республики. Одновременно, осуществляя по своему усмотрению арест, ведение следствия, вынесение и приведение приговора в исполнение, Чрезвычайные комиссии не только вызывали ужас у населения, но и приводили в трепет местные органы власти. Все это не могло не вызвать ответной реакции, прежде всего в эсеровской среде, чья партия традиционно исповедовала метод террористических акций. После убийства видного большевика Володарского 30 августа 1918 года в Петрограде был убит председатель местного ЧК Урицкий, а в Москве эсеркой Фанни Каплан ранен Ленин. 5 сентября Совнарком издал постановление о "красном терроре" и поручает осуществление "беспощадного массового террора" ВЧК. Без суда, по постановлению Чрезвычайной комиссии в этот же день Каплан была расстреляна. Начинаются массовые казни, реальное число которых неизвестно. Но заместитель председателя ВЧК Петерс, называя цифру -- 600 человек, не считает ее чрезмерной за ранение вождя, а комиссар внутренних дел Петровский сетует на чрезвычайно ничтожное, по его мнению, количество серьезных репрессий и массовых расстрелов. В газетах этих дней можно было прочитать: "Нет невинных. Каждая капля крови Ленина должна стоить буржуям и белогвардейцам сотен мертвых".
Террор вводится в ранг систематической государственной политики, направленной против населения. Петровский и Дзержинский дают указание брать "значительное количество заложников". Появление "института" заложников, в число которых попадали ни в чем не повинные люди, найдет широкое применение не только "в борьбе с контрреволюцией", но и в "строительстве нового общества". Так, в постановлении Совета рабоче-крестьянской обороны от 15 февраля 1919 года говорилось: "взять заложников из крестьян с тем, что если расчистка снега не будет произведена, они будут расстреляны".
Кроме системы заложников, применяется еще один способ защиты "рабоче-крестьянской власти" -- концлаге
ря. Впервые этот термин использует нарком военмор Троцкий, который в своем приказе от 4 июня 1918 года требует заключать в концлагеря восставших чехословаков. Со временем контингент направляемых в концлагеря расширяется от "белогвардейцев" до "попов, кулаков, зараженных мелкобуржуазной психологией рабочих", и вообще всех "сомнительных". Это новое средство массового террора получает название "школы труда". И здесь, по неписанной "революционной законности", суд вершит прежде всего ВЧК. Что касается высшей "писанной" законности, то она закрепляется принятой в июле 1918 первой Конституции РСФСР. По этой Конституции значительная часть населения (около 5 млн) полностью лишается гражданских прав. В категорию "лишенцев", помимо представителей "бывших эксплуататорских классов", включаются служители культа, торговцы, использующие наемный труд, частники. Последняя "правовая норма" ущемляла значительное число крестьян, которые во время сезонных полевых работ позволяли себе нанять хотя бы одного работника. Для остальной массы крестьянства при выборах в Советы пять голосов приравнивалось к одному рабочего. Дети и члены семей "лишенцев" причислялись к этой категории автоматически.
