Наш Современник, 2006 № 03 - страница 10

Шрифт
Интервал

стр.

Белецкий не хочет ехать в Сибирь, заранее зная, что будет там скучать по бурной политической жизни столицы. Если уж становиться генерал-губернатором, то по крайней мере Великого княжества Финляндского. Об этом заходит разговор перед императором и его супругой. Николай II внимательно выслушал просьбу, но ничего не ответил.

Степан Петрович тяжело переживает случившееся, он обижен и просит государя уволить его с должности иркутского генерал-губернатора. Николай II подписывает указ, по которому Белецкий остается на государственной службе, но только как член второго департамента Правительствующего Сената. Степан Петрович убежден, что виной всему интриги Хвостова.

Однако Хвостову тоже не повезло: того вовсе высылают из Петербурга на его родину. Вот тогда-то и произошло событие, о котором долго злословило петроградское общество: Белецкий прислал своему прежнему начальнику из модной кондитерской Балле огромный торт с нравоучительной шоколадной надписью — “Не рой другому яму”. Разумеется, никакого яда в торте не было, как пишет в своем романе “У последней черты” Валентин Пикуль, а были лишь сливки, марципаны и шоколад. Враги — Белецкий и Хвостов — не предполагали тогда, что совсем скоро обоих ожидает мученическая смерть. В один и тот же час…

После Февральской революции С. П. Белецкого арестовывают. Его допрашивает Чрезвычайная комиссия Временного правительства, и он попадает в “Кресты”. От своих монархических взглядов он не отказывается и с брезгливостью смотрит на тех, кто поспешил перекраситься. Тот же Джунковский, например, имевший к охранным органам такое же отношение, как и Белецкий, полностью оправдан Чрезвычайной комиссией Временного правительства; после Октября 1917-го он тоже благополучно перемещается из тюрьмы в привилегированную больницу Горздрава в Гагаринском переулке, по постановлению ВЦИК распоряжением ВЧК за подписью И. С. Уншлихта он полностью освобожден от ареста. Пo некоторым предположениям, консультировал на Лубянке у Дзержинского. Он пережил расстрел С. П. Белецкого в 1918-м, арест его к тому времени подросшего сына Владимира Белецкого в 1935-м, однако после 1937-го был арестован и в 1938 году расстрелян. Смерть объединила всех…

Но вернусь в 1917 год, когда мой дед сидит в “Крестах” и пишет свои воспоминания о Григории Распутине, с которым его тесно свела служба в Департаменте полиции и о котором он знал тогда в силу своих обязанностей больше кого-либо в России. В тюремной камере, разумеется, не было никаких документов, Степан Петрович полагался только на свою феноменальную память. В записках прослежен путь Григория Распутина от его жизни в родном сибирском селе, бродяжничества по монастырям, появления в Петербурге и до последнего посещения им дворца князя Юсупова; его отношения с сектой хлыстов, с официальной православной церковью…

Вот краткая характеристика “старца Григория”: “Распутин обладал недюжинным природным умом практически смотрящего на жизнь сибирского крестьянина… тяжелый и упорный труд земледельца его, привыкшего с ранних лет к праздношатанию по монастырям, к себе не привлекал. Поэтому Распутин пошел по пути своих склонностей, которые в нем развились под влиянием общения его во время странствований с миром священников и монашеской средой. Общение это дало Распутину зачатки грамотности и своеобразное богословское образование, развило в нем любознательность и критику, выработало в нем чутье физиономиста, умевшего распознавать слабости и особенности человеческой натуры и играть на них, и само по себе повело его по тому пути, который растворял перед ним страдающую женскую душу… Очутившись в этой среде в сознательную пору своей жизни, Распутин, игнорируя насмешки и осуждения односельчан, явился уже как “Гриша-провидец”, ярким и страстным представителем этого типа в настоящем народном стиле, будучи разом и невежественным и красноречивым, и лицемером и фанатиком, и святым и грешником, аскетом и бабником, и в каждую минуту актером, возбуждал к себе любопытство и в то же время приобретал несомненное влияние и громадный успех, выработавши в себе ту пытливость и тонкую психологию, которая граничит почти с прозорливостью…


стр.

Похожие книги