Когда почетные лица, между которыми находились и члены семьи Пушкина, разместились на эстраде, бывший лицеист, статс-секретарь Ф. П. Корнилов зачитал акт о передаче Пушкинским комитетом городу Москве памятника. Акт был вручен городскому голове С. М. Третьякову, брату основателя художественной галереи, который в благодарственной речи дал торжественное обещание свято хранить памятник. В 12 часов 20 минут по знаку московского генерал-губернатора В. А. Долгорукова было снято полотно, покрывавшее памятник, и взору многотысячной толпы впервые открылся образ поэта, изваянный в бронзе. Крики “ура!” заглушили звон колоколов, звуки оркестра и пение хора, которыми дирижировал Н. Г. Рубинштейн. У одного из сыновей поэта, заметили дотошные газетчики, “в три ручья лились слезы”, слезы блестели на глазах у многих.
Началась церемония возложения венков. Длинной вереницей шли делегации учреждений, учебных заведений, обществ, городских цехов со значками ремесел, дети. Всеми было замечено, как И. С. Тургенев поднялся по скользким откосам пьедестала, поддерживаемый молодыми людьми, и прикрепил свой венок к одному из украшений памятника. Вскоре гора венков закрыла весь низ пьедестала. Почетные гости, члены пушкинской семьи напоследок обошли памятник. Начался разъезд. Экипажи направились в сторону Московского университета.
Поднимаются канаты, и на площадь устремляется бурная волна народа. Как писал репортер журнала “Будильник”, “начинается неприглядная, хотя и неизбежная, часть всех открытий и торжеств. Только что поднесенные венки рвутся на части, и лишь некоторые из них удается спасти. Массивная чугунная цепь вокруг памятника, представляющая свитые лавры, прорывается... Но... всё понемногу приходит в порядок... Народ покупает у торговцев ландышей и фиалок и закидывает ими пьедестал памятника...”.
Три дня длились пушкинские торжества. В 2 часа 6 июня они продолжились собранием в Московском университете. В этот же день Городская Дума дала обед в честь прибывших на праздник депутаций, затем был литературный вечер в Благородном Дворянском Собрании и народные чтения в Политехническом музее. 7 июня состоялось заседание Общества любителей российской словесности, 8 июня оно продолжилось. Неизменно почетными гостями торжеств были дочери поэта Мария Александровна Гартунг, Наталия Александровна Меренберг, сыновья Александр и Григорий Пушкины с детьми. На обеде, устроенном московским городским обществом, командир Нарвского гусарского полка флигель-адъютант А. А. Пушкин от имени всех потомков поэта выразил признательность Москве за гостеприимство и радушие.
В Дворянском Собрании открылась Пушкинская выставка, на которой были представлены гравюры проектов памятника великому поэту скульпторов Забелло, Антокольского, Шредера, Иванова, Микешина и Опекушина. Здесь же были выставлены скульптурные и живописные портреты поэта, автографы его произведений и некоторые реликвии: фамильная гербовая печать, табакерка, сабля, знаки масонской ложи, перстни... Стояли на полках прекрасные издания пушкинских сочинений на французском, немецком, итальянском и многих славянских языках. Выставка знакомила посетителей с пушкинскими местами, с его родственниками и друзьями. К сожалению, многое из того, что было на этой первой Пушкинской выставке, мы уже не увидим никогда...
Одновременно с Москвой пушкинские торжества состоялись в Петербурге, Киеве, Варшаве, Риге, Тифлисе, Одессе, Пскове, Орле, Туле, Самаре, в Царском Селе, у могилы поэта в Святогорском монастыре...
Долго еще газеты и журналы откликались на небывалое в русской жизни событие, печатали речи и статьи видных ученых, писателей, общественных деятелей — И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, И. А. Гончарова, И. С. Аксакова, П. В. Анненкова, П. И. Бартенева, академиков Я. К. Грота, М. И. Сухомлинова, профессора истории В. О. Ключевского и многих, многих других. Казалось, сама Россия пыталась осмыслить не только своего великого сына, но и самое себя.
Глеб Успенский в замечательной публицистической статье в “Отечественных записках” подчеркивал необычность и неофициальность только что свершившегося. “Когда это видывали мы, когда видывала это Москва, — отмечал писатель, — чтобы народные торжества проходили не в честь спасителя Отечества, не в честь полководца с саблей в руке, а в честь человека, который только и знаменит тем, что писал стихи, славен только работой своей мысли. ...Для народа, — продолжал он, — который непременно будет узнавать, за что и почему воздвигнут этот памятник, кто этот человек... если не сейчас, то впереди, статуя Пушкина будет иметь значение, — без преувеличения, огромное”.
