Наш человек в Киеве - страница 32

Ритм вскриков и мигание плафонов завораживали до безумия. Я почувствовал, как сам начал вслух проговаривать ненавистные мне нацистские лозунги, настолько крики толпы вокруг оказались заразительны.

Кто-то уперся мне в спину острым локтем. На меня навалились, толкая вперед, к центру площади, под плафоны. Красный — синий — зеленый, красный — синий — зеленый…

И тут, наконец, я понял, что все это необычайно весело. Мы все хохотали. Стало просторно, загремела музыка. Я подхватил славную девочку, и мы пустились в пляс, как давным-давно, — беззаботно, чтобы кружилась голова, чтобы все нами любовались… Мы отошли в сторонку, и я не отпускал ее руки, и совсем ни о чем не надо было говорить, и она согласилась, что Порошенко — очень странный человек. Терпеть не могу алкоголиков, сказала мне Дина…

Когда одуряющий морок почти захватил меня, рядом, едва ли не почти у меня под ногами, разорвалась газовая граната. Из нее с шипением полез белый дым, и я на инстинктах рванул прочь сквозь толпу, прижав камеру к груди правой рукой и отчаянно пихаясь во все стороны левой.

Ненавижу слезгонку — меня начинает выворачивать от одного ее запаха.

Я успел продраться сквозь толпу, прежде чем там началась настоящая паника, и все вокруг начали топтать друг друга. Уже отбежав к Крещатику, заметил метнувшуюся в подземный переход тощую высокую фигуру.

Я побежал за ним и, конечно, нагнал его еще в переходе — бегал он хреново, как, впрочем, и все, что делал.

— Привет, Андрей, — сказал я негромко, присев рядом с ним на корточки.

Он моргнул воспаленными злыми глазками.

— Ах ты ж гад, москаль! Как же ты меня напугал! — сказал мне коммунист Андрей.

Мы вместе поднялись наверх и вдруг увидели колонну оранжевых машин: поливальных цистерн, тракторов со щетками, фургонов, грузовиков, автобусов, набитых дворниками в оранжевых жилетах. Вся эта армия неторопливо двигалась по Крещатику и почти достигла перекрестка с аллеей Небесной сотни.

Жуткая колонна перестраивалась для атаки, но подготовка продолжалась слишком долго, и мы в ожидании развязки уселись на парапет пешеходного перехода.

Позиция была на редкость удобная, и я достал камеру.

Стоило мне поднять ее на плечо, как к нам кинулось несколько спортивного вида мужчин в блестящих от дождя кожаных куртках.

— Шановний, очень прошу. Не надо тут ничего снимать, — сказал мне самый рослый и убедительный из них.

Я заглянул этому спортсмену в лицо и вдруг узнал его — он был среди тех энергичных крепких мужчин, что накануне успешно отбили атаку полиции на палатки Третьего майдана.

Я послушно опустил камеру, пробормотав:

— Вчера же вы были на той стороне, — я показал рукой на площадь.

Спортсмен осклабился, глядя на меня сверху вниз со снисходительной ухмылкой:

— Нам что красные, что белые, лишь бы гроши платили.

Его приятели в ответ заржали, возвращаясь в авангард колонны, которая уже начала разворачиваться клином к стеле.

Во главе клина спортсмены поставили бульдозер и теперь суетились возле него, указывая водителю направление атаки и поднимая ковш на удобную высоту, чтобы одним махом снести вздорные фанерные баррикады протестующих.

— Смотрите и учитесь, Андрей, как надо правильно разгонять неправильные демонстрации, — заметил я своему соседу негромко. — А то вы все лезете с какими-то вздорными газовыми гранатами, флагами, стихами. Жизнью и здоровьем зачем-то рискуете. А ведь это просто бизнес. Он называется европейская демократия. Суть его перед вами: нанимаете тысячу спортсменов, и любой вопрос решен.

— Театр. Все вокруг нас — какой сраный театр, — с горечью согласился Андрей.

— Да ладно, какой это театр. Цирк с конями, вот что это такое, — отозвался я, решительно вставая и запихивая камеру в пакетик. — Пойдемте, позавтракаем где-нибудь вместе?

— Нет, спасибо. Я хочу сейчас досмотреть это представление до конца. Надо же и мне когда-то учиться европейской демократии, верно?…

Впервые за последние дни мне удалось нормально выспаться. Но хорошего много не бывает — после того, как я выплатил аванс протезисту, я оказался на финансовой мели. Я все старательно подсчитал: денег осталось ровно на семь обедов в «Пузатой хате», зато после прохождения через эту голодную неделю из Петербурга ожидалось перечисление гонорара за мои первые сюжеты.