— Я здесь прописана. Подавайте в суд, он решит в мою пользу.
— Да фальшивка этот паспорт. Серцова Мария умерла три года назад. У паспортистки все данные имеются. Выведем тебя под мышки, детей заберем. По ним давно детприемник плачет, бегают тут. Вещи вынесут во двор. И сюда сразу въезжают очередники с мебелью.
— Мы с Серцовым выполняли в Хандии свою миссию в виде семейной пары, понятно? Органы госбезопасности, понятно? Я лейтенант КГБ!
Мент поджал губы и покачал головой с насмешкой.
Алина спокойно продолжала:
— Они с Машей даже для этого поженились, хотя у него была другая женщина. Родился ребенок прямо за неделю до отъезда, но Маша умерла родами. Мы с ней лежали рядом в роддоме и подружились. Моего жениха увезли родители в Грузию. И в роддоме я лежала без мужа, но с ребенком. А то дело, к которому Серцов и Маша готовились целый год, важное дело иностранного отдела КГБ, оказалось под угрозой. И вот они после смерти Маши нашли в роддоме меня, я тогда решила отказаться от ребенка, у меня ни дома, ни семьи, ни денег, студентка из общаги, и я согласилась ехать в Хандию.
— Слушай, — значительно произнес мент, прерывая эту ненужную дребедень.
— Это ты слушай. И мы сразу уехали с сыном Маши и Серцова, я его кормила, три года растила. Но приехал капитан Березин из КГБ, и он подключил меня к разведработе. У меня же пять языков и попутно я там выучила ханди и ирду. Серцов ничего об этом не должен был знать. Я дублировала все его сведения и отправляла, у меня был мой связник, а Серцов посылал своими каналами. Свою халтуру. Его задача была заработать. А я дублировала все данные, честно на органы трудилась. Потом он поехал сопровождать два сухогруза с медным ломом, и эти оба сухогруза якобы потерпели крушение. Были заплачены огромные суммы за страховку. Ллойд, слышал такое? (Мент поднял бровь и кивнул, идиот.)Мне пришлось уехать из Хандии с ребенком. Я с багажом взяла такси до Сходни, а там дом мой оказался продан. Я попросилась переночевать к однокласснице, она меня отвела в какой-то дом, меня сонную хотели убить, я очнулась, ребенок плачет, на голове рана, багажа нет, хорошо я по привычке спрятала документы на себе. Мне уже в Хандию прислали по связи, что присвоили лейтенанта.
И вот тут наступил коронный момент: Алина вынула из сумки и показала менту красную обложку корочек с надписью «КГБ», удостоверение Тамары Геннадиевны. Он было протянул ручонку, но Алина сказала:
— Не вам это досматривать, вы что, не в курсе? А майору Березину я еще не докладывала о своем приезде. Надо звонить ему в Хандию. Но квартира принадлежит, по документам КГБ, мне и моему сыну. А ребенок, который тут жил с рождения и прописан как сын Марии и Серцова, он тоже владелец квартиры. Почему тут еще один ребенок, я не в курсе, но я его ни в какой детский дом не отдам. Все понятно? Буду звонить майору Березину. Я лейтенант КГБ. В случае чего, будете тут проявлять инициативу, вас снимут. Квартира ваша уйдет, вас под суд за превышение полномочий, ясно?
Уже в середине этого доклада мент начал жаться, смотреть на часы, оглядываться, несколько раз он поднимал руку, как бы успокаивая Алину, и к концу уменьшился, кивнул несколько раз, показывая, что все путем, не волнуйся, лейтенант, и слинял.
Тем не менее, надо было ехать в университет с собственным паспортом, там устраивать дела с пропущенными за четвертый и пятый курс сессиями, потом сдавать госы (государственные экзамены), а пока устраиваться на какую-то работу.
Маленький найденыш сначала страшно плакал на даче по ночам, называл Алину тетей и спрашивал «Где мама», а потом, подражая старому Сереже, начал звать ее мамой.
Это вошло в употребление в семье (куда входили Граф и Ланочка, само собой), «Сережа старый» и «Сережа новенький», или, попросту, старый и новенький.
Потом новый Сережа как-то сам собой стал Ося.
Алина по возвращении обнаружила по соседству детсадик и пошла туда нянечкой, туда же пристроила обоих Сереж, такое было у нее условие, а почему она могла предъявлять условия — вскоре она начала преподавать английский язык.
