— Я повторяю, не делайте этого! Я вас ни в коем случае не поддержу!
— Ну хорошо. Я решилась. После Маши мне ничего не страшно. Вы знаете, она вчера приходила ко мне.
— Так.
Точно. Сбрендила теща. Ужас.
— Приходила ко мне во сне и сказала: сын не он, сын не он.
— Ну что ж… Извините, мне надо бежать.
— Я понимаю, вы бежите к своей любовнице. Она всегда торопится.
— Ну что, кто, что за бред.
— Мне Маша про нее говорила.
— Во сне явилась?
— Нет, по телефону жаловалась. Незадолго до родов. Каждый день, говорит, каждый день он с ней… Какая мука… Он с этой Лариской. Он без нее не обойдется уже никогда. У них на работе завелась жаба.
— Что, кто, кто сказал? Бред какой-то опять.
— Может, поэтому Маша и умерла. Не хотела больше жить. Родила, оставила ребенка жить, а сама умерла. У Маши была очень сильная воля.
Сергей заорал со слезами неожиданно для себя:
— Нет! Нет! Ну вы что! Ну вы что, в самом деле, совсем меня доконать хотите? Я во всем виноват? Какая… черт ее знает… Кого вы мне припишите еще?
— Лариска, Лариска. Дьявол Лариска, которая у всех сосет, чтобы ее не выгнали с работы.
— Разведчицы, ё… вашу мать!
— До свидания, Сережа, поглядите на себя в зеркало.
Из зеркала смотрело совершенно красное лицо, искаженное, глупое.
Сергей и Алина приехали на машине к роддому.
— Так. Бери чемоданчик.
Тот самый Машин чемоданчик. Теперь в нем детское приданое.
— Я не могу. Возьмите вы.
— У меня торт и вино.
— Я не возьму.
Пришлось волочь все вместе.
Сидят в приемной и ждут, пока им вынесут одетого ребенка.
Молчат.
Наконец, упакованное сокровище выплывает на руках у пьяноватой няньки Софьи Станиславовны.
Зося бормочет, глядя на бутылку в руке Сергея:
— Ну как на отца похож, ну вылитое лицо!
Сергей сует ей деньги в карман, торт в руки.
Она перехватывает у него самое главное, бутылку, смотрит на этикетку:
— Пусть жизнь у вас заладится, сладкая будет и крепкая, как этот напиток!
Вышли из подъезда, у Сергея на руках ребенок.
Им вслед несется льстивый голос:
— Три звездочки пусть будет!
Алина пропустила вперед Сергея, задержалась в дверях и слышит еще фразу:
— Ни в мать ни в отца.
И ответ медсестры:
— Бывает.
Едут в машине. Сергей держит на полусогнутых свое сокровище. Алина почти не видит ребенка. Ему-то уже две недели. Наверное, вырос.
Сергей положил дитя в кроватку и тут же умчался на работу.
В холодильнике, однако, стояло молоко, два пакета, затем кефир, на столе в вазе лежали яблоки.
Когда Сергей успел все купить?
После того раза, когда Алина принесла полтора кило сосисок и больше ничего (но и чека не принесла, сказала, что ей купила подруга, которая чек не взяла, ее Алина не предупредила, чтобы не вызывать подозрений), и выглядела несчастной и больной, сразу легла, ничего не поела, Сергей неожиданно стал сам заботиться о провианте. Где-то что-то доставал. В обеденный перерыв? Приходил он как часы, в половину девятого.
Алина развернула ребенка, посмотрела.
Господи! Исхудал как! Совершенно не узнать человечка! Один носишко торчит. Изменился.
Или это не он?
Он: худой, полупрозрачный. На голове несколько прилипших пружинок.
У них у обоих это было.
Взрослый стал.
Обмыла грудь, личико ему, все тщательно протерла ваткой, все.
Прислонила к груди.
Лежит не сосет. Что такое! Хлопает губешками, но сосательных движений не делает. Отвык!
Это он, МОЙ.
Слабенький, аппетита нет.
Не знала, что делать.
— Ешь, маленький! Надо есть, Васенька!
Почему-то он уже стал Васенька. Был «мой», стал Вася.
Тыкала ему соском в губы, засовывала поглубже.
Не умеет, разучился.
Как же он будет жить? Как его там кормили, в роддоме? Из бутылочки с соской. Все лилось ему свободно, не надо было трудиться.
Придется сцеживаться и поить его тоже из соски. О, горе.
Много молока пришло, стояло без выхода, толкалось, рвалось наружу.
— Ну? Ну соси, Вася!
Вздохнула и стала вытягивать сосок из его вялого ротика, и вдруг на последней секунде маленький схватил губами ускользающее сокровище и втянул в себя. Вдруг засосал, да как! Торопливо, жадно. Алина чуть не взвыла от боли. Как защемили грудь зверски, с ужасной силой.
Не МОЙ.
Или МОЙ?
Но когда он отвалился, сонный, с каплей молока под носом, Алина вдруг в первый раз за много времени улыбнулась:
