Водитель покачал головой, сжал губы, возвел глаза к потолку и развернул руки ладонями вверх, как мусульманин на молитве.
— Нет, он говорит, ничего ему не приносили. Вещи и записку? Ты видел вещи?
Водитель подумал и пожал плечами.
— И он ничего не видел. Нет, говорит, не спал. Почему врет?
Водитель стал глядеть резко вбок, в окно, и свернул рот на сторону. Все его мысли ясно читались на лице. Мысли были матерные.
— Ты не расстраивайся. Ну пропало… Ну я тебе новую шубу, понимаешь… А конечно! Норку. Я постараюсь достать. Разумеется, мы все выясним. Санитарка несла вещи? Ну. Ну. Санитарку отдадим под суд… По месту работы условно. Увольнять ее смысла нет. Да, и будут удерживать у нее из зарплаты. Возместит… как это… Шофера как ты захочешь… Возместит, да. Ладно.
Он тяжело положил трубку и сказал, не глядя:
— Увольняйся по собственному. Если не хочешь сидеть.
23. Самара Геннадиевна и санитарка
Утром, в девять, Тамара Геннадиевна сидела в чужом «Москвиче» около роддома, под дверью с табличкой «Прием рожениц».
Пришлось ждать почти час, когда зареванная, опухшая Сонька наконец выскочила на мороз. На ней был синий сатиновый халат поверх пальто, на ногах дешевые стоптанные войлочные сапоги, на голове зеленый шерстяной платок. Нос красный, маленький. Глаза за очками красные.
Тамара открыла дверцу:
— Софья Станиславовна!
— А пошла ты! — выругалась Сонька. — Не до тебя!
Но в машину села, на заднее сиденье.
И тут же рассказала, что ее отдают под суд за кражу.
— А откуда я знаю, сказали стоит машина, черная «Волга», я и отдала! С девяти часов на меня орали! Главврач и эта… Из двадцать шестой палаты… В два хайла! Привезли вчера ее рожать… Главное, не родила ни х…, а орет, как роженица! Шубу я ее украла! Лида мне куль вчера отдала в белой простыне… Я и не поглядела, что там! И я сразу, клянусь, отнесла в черную «Волгу»! А она меня отдает под суд. Опять, матка Боска Ченстохоска… Из двадцать шестой палаты! Ну ты подумай! А я уже и так условно осужденная! Отрабатываю здесь! Кто еще наймется за такую зарплату г-но ихнее мыть! Теперь я, получается, рецидивист! В колонию на два года! А куда я мать неходячую дену? А сына кто будет навещать?
— Это кто, такая полная кричала? На руках кольца?
— Да хрен знает, здесь все полные! Пустых нет!
— В двадцать шестой палате, — повторила Тамара Геннадиевна. — Она родила, что ли?
— Да хрен родила! Не рожала она! Стоит у кровати и орет! Меня вызвала! Кидается прям с ногтями! И главврач тоже тут как тут! Галина Петровна!
— Минуту подожди, — сказала Тамара Геннадиевна и вышла из машины. Она открыла дверь с надписью «Справки». Внутри на небольшой витрине висели таблички с фамилиями и номерами палат. Фамилии рожениц сопровождались стандартным «Поздравляем». В двадцать шестой палате значилась Киркорян Е.К., мальчик, три девятьсот, пятьдесят два см. Дата рождения сегодняшняя, семь утра.
— Да, — сказала себе Тамара Геннадиевна, жена и дочь профессиональных шпионов.
Она вернулась к машине, зашла сзади, повозилась у багажника, села обратно и продолжила разговор с Сонькой, трезвой и злобной.
— Ну что, Софья Станиславовна. Я вижу, сегодня нам не поработать. Вы ведь всю ночь не спали?
— Да уж чего там. В роддоме ночей-то нет. Вообще… Дома мать лежит с болезнью Паркинсона, а я одна вкалываю… Да на меня недостачу в магазине повесили… А я не ворюга! Не ворюга я!
— Хорошо, — сказала Тамара Геннадиевна жестко. — Тогда так. У тебя есть дома телефон? Давай, я запишу. У меня брат адвокат. Он тебе может помочь.
— Все на одного! Все на меня!
— Пишу. Так. Ну что, иди.
Сонька вышла из машины и чуть не упала. На дороге лежал тюк, завернутый в простыню.
— Пщща крэф! — непонятно возопила Софья Станиславовна. — Это что? Это оно!
И бедная уборщица схватила тюк и поспешила обратно в роддом.
