Нам двоим едва хватает места на кровати. Я вытянулась в струнку, только чтобы не столкнуться случайно ногами, руками или… чем-то еще. Волноваться мне не стоит. Хоть Дереку, возможно, физически и хочется быть со мной, потому что он мужчина, но у него нет никакого желания обнять меня и сказать, что у меня в жизни все будет нормально. Этого я хочу от мужчины. Это мне от него нужно.
Внезапно в палатке наступает полная тишина. Даже сверчки не стрекочут. Мне тревожно. Тишина меня раздражает, как скрежет гвоздя о доску, потому что когда вокруг слишком тихо, мой мозг ускоряется. Когда много лет назад мама и Брэнди оставили нас, в доме стало слишком тихо. И я постоянно думала только о том, что они делают, почему уехали и как ужасно одиноко мне стало. Я заполняла пустоты музыкой – той, которая бьет по ушам, не давая думать.
Дерек в наушниках слушает музыку. Вокруг так тихо, что мне тоже слышно. Старая музыка пятидесятых и шестидесятых мягко заполняет палатку. Это успокаивает. Я дремлю, стараясь не думать о Дереке, спасшем меня от паука. Или спящем рядом. Напоминаю себе: его привлекают девицы вроде той, с розовой прядью, которые знают, что потом его никогда не увидят.
Сегодня он, сам того не зная, мой герой. Везет меня в Техас и ночует со мной, вместо того чтобы провести ночь с той девицей.
– Спасибо, – бормочу я, засыпая и зная, что в своих наушниках он меня не услышит.
Приятно сознавать, что я под защитой, пусть только сегодня… Дерек здесь, и пауки на меня не нападут… как и мысли, что мне предстоит быть покинутой.
Мне снится Аляска. Очень холодно, и я никак не могу согреться. Застряла в айсберге и не в силах вылезти. Все бы отдала – только бы перестала бить дрожь. Ветер холодный, настоящая снежная буря. Вдруг мне как-то удается выбраться. Теперь иду по снегу, голая, сейчас замерзну и умру. В полусне я, повернувшись, принимаю более удобное положение, вряд ли сознавая, что я не на Аляске, а в палатке. Мне холодно… Температура понизилась, я вся дрожу. Рука лежит на чем-то теплом. Вроде островка. Придвинувшись к теплому месту, я покрепче прижимаюсь у нему.
– Эштин, что ты делаешь? – раздается низкий мужской голос.
Дерек. Это ясно с закрытыми глазами. Его неповторимую манеру говорить ни с чьей не спутаешь, она как горячий шоколад. Пусть он сегодня меня защищает. Если он меня покинет, я останусь совсем одна. Не хочу мерзнуть в одиночестве. Сегодня не хочу. Сонная, обещаю сама себе, что ни за что на свете не дам ему уйти.
– Не бросай меня, – бормочу я ему в грудь, дрожа всем телом.
– Не брошу.
Его руки смыкаются вокруг меня и вызывают ощущение защищенности… Нет ни айсберга из моего сна, ни одиночества в моем сердце, ни боли от потери всех, кого люблю.
ПРОСЫПАЮСЬ Я С ЭРЕКЦИЕЙ. На руке Эштин. Мы лежим в обнимку, как супружеская пара, и ее длинные волосы на моем лице. Цветочный запах ее духов напоминает мне, что, какой бы крутой футболисткой Эштин ни была, она женщина на все сто процентов. Я изо всех сил старался оставаться на своей половине кровати, она все время придвигалась ближе. И еще ближе. Потом сказала, что ей холодно, и попросила ее обнять – пришлось так и сделать. Это было ошибкой.
Первым делом убираю от нее руку и отодвигаюсь подальше. Мне нужно остыть. Когда она просила ее обнять, то была полусонная и, надеюсь, ничего не помнит. Еще не хватало ее бойфрендом притворяться, пока до Техаса не доберемся. Мне нравятся такие, как розоволосая Керри. Та спросила, не хочу ли я провести ночь в ее палатке, и когда я отказал, скривила губки. Я объяснил, что у меня работа – охранять ее высочество. Керри бы только хорошо провести время. Эштин нужен тот, кто не покинет ее.
Она повернулась ко мне только потому, что от моего тела исходило тепло? Или потому, что я – это я? Не важно. Расстегнув вход, иду разжигать костер. Как я здесь оказался? А все из-за дурацкого розыгрыша с поросятами. Чертовы хрюшки – вот почему я здесь, а не в общаге Риджентс.
Дорога займет всего несколько дней. В эти дни я могу поступать как считаю нужным, даже постараться, насколько возможно, быть подальше от Эштин. В палатке слышится движение, высовывается ее голова.
