– Привет, Дерек. – Я скорее сиплю, чем говорю. – Мы просто… – Я рассчитываю на Монику, надо спасать положение.
С невинной улыбкой Моника приближается к Де-реку.
– Мы с Эштин поспорили, и, чтобы разрешить спор, нам просто необходимо было попасть в твою комнату.
– А что за спор? – интересуется Дерек.
– Хороший вопрос, – бормочу я себе под нос.
– Да, вопрос действительно хороший, – соглашается Моника.
Дерека ужасно забавляет, как мы пытаемся выдумать какую-нибудь небылицу и скрыть правду: мы шныряли в его комнате, чтобы собрать о нем информацию. Он не выглядит ни злым, ни обеспокоенным тем, что мы могли обнаружить его пристрастие к покеру и спрятанную в сапоге пачку наличных. Надо как-то выходить из положения.
– Мы хотели узнать…
– Носишь ли ты в кошельке презерватив! – Моника указывает на кошелек. – Да, так и есть! Эштин считает, что парни носят презервативы в кошельке, а я говорю, что так, типа, делали в восьмидесятых годах.
Презервативы? Не могла она придумать что-то более… приличное? Уголок рта у Дерека чуть загибается вверх.
– Ну, дамы, и каков вердикт?
Я смотрю на кошелек:
– Мы не успели выяснить, но это ничего.
Взяв кошелек, Дерек протягивает его мне.
– Вот. Открой. Вы пришли сюда специально, чтобы выяснить, так за чем же дело стало?
Я откашливаюсь, не сводя глаз с кошелька. Моника жестом показывает, чтобы я не тянула время. Я снова откашливаюсь, потом раскрываю кошелек и заглядываю внутрь. Там несколько купюр. В боковом кармашке фотография милой женщины в ярко-голубом платье, с ней рядом мужчина в белом военно-морском кителе. Видимо, его родители, потому что у женщины глаза, как у Дерека, а у мужчины – такие же, как у него, твердые черты лица. Второй боковой кармашек пуст.
– Презервативов нет.
Он забирает у меня кошелек.
– Значит, ты проиграла.
СПУСТЯ НЕДЕЛЮ после того, как Эштин помирилась с Лэндоном, она входит на кухню и бросает на стол почтовый конверт.
– Адресовано тебе. – Отвернувшись, она открывает кухонный шкаф.
Письмо? Сначала мной овладевает чувство ужаса – вдруг что-то с отцом? Но плохие новости семьям военных не доставляют по почте. Вот если пара мужчин в форме на пороге – здесь место панике. Прочитав обратный адрес, я содрогаюсь. Письмо из Техаса от бабушки, маминой мамы. Как, черт возьми, она узнала, где я нахожусь? Раньше посылала дежурный подарок на день рождения, но личного контакта у нас с ней нет уже много лет.
Моя бабушка Элизабет Уортингтон не приняла свадьбы папы и мамы. Отец не был выходцем из высших слоев техасского общества, как мама. Когда они поженились, родители мамы перестали с ними общаться. Бабушка даже не была на маминых похоронах. Только прислала уйму цветов. Неужели думала, что цветами, как лейкопластырем, можно залепить все эти потерянные годы? Как бы не так.
Мне наплевать, что хочет сообщить Элизабет Уортингтон. Так и не открыв конверт, я швыряю его в мусор.
– Что в письме? – спрашивает Эштин, отходя от шкафа с печеньем в руке. Очевидно, ей и в голову не пришло, что я его не открывал.
– Мы же решили не совать нос в дела друг друга.
– Просто любопытно. Кроме того, ты мне должен.
– За что?
Она аж рот раскрывает от удивления.
– Как же так, ковбой? Ты сказал, что не собираешься вмешиваться в мою жизнь, а сам ни с того ни с сего делаешь победные рывки кулаком с моими друзьями, играешь в дурацкую игру с моим бойфрендом и флиртуешь с моими подругами.
– Флиртую? С кем?
– Ну, с Бри.
Я поднимаю руку.
– Слушай, сначала она поинтересовалась, куда заливать бензин и масло в косилку: в одно и то же отверстие или в разные. Потом позвонила и спросила, не хочу ли я пойти с ней в субботу на вечеринку. Что мне оставалось делать? Не обращать внимания?
– Если ты думаешь, ей было интересно про бензин и масло, то ты сам шляпа. Ей нужно к тебе в штаны залезть.
– Ну и что в этом плохого? – Она не отвечает, я продолжаю: – Если хочешь знать, в конверте письмо о зачислении в Олимпийскую сборную США, – вру я.
Она выгибает брови.
– В каком виде спорта?
– Синхронные прыжки на батуте среди мужчин. – Я стряхиваю с плеч воображаемую пыль. – Не люблю хвалиться, но в прошлом году на чемпионате США я получил золото.
