Когда поезд тронулся, полковник вновь заглянул в купе — проверить, выполнен ли его приказ. Штатский встал и сказал ему:
— Господин полковник, вы поступили недостойно!
— Как? — закричал полковник.
— Повторяю: вы поступили недостойно. Вышвырнули из купе раненого солдата, хотя почти весь вагон пустой.
— Известно ли вам, что такое военные законы?
— Кроме ваших военных законов, есть и другие, человеческие законы, которые, очевидно, вам неизвестны. Этот несчастный хромой солдат — жертва вашего безумия. Вместо того, чтобы засеять свое поле или хотя бы остаться в лазарете, пока не заживет рана, он спешит вернуться на фронт, а вы не разрешаете ему провести несколько часов в тепле!
— Кто вы такой, сударь, чтобы позволять себе говорить со мной таким тоном?
— Я депутат парламента.
— Ваше имя?
— Георгий Димитров, от партии тесняков.
— Куда вы едете?
— Я не обязан вам об этом докладывать.
— Вы едете, чтобы сеять смуту среди наших солдат. Но я вас научу уму-разуму!
— Вы меня ничему не научите, потому что сами ничего не знаете. Но тот, которого вы вышвырнули, никогда вам этого не простит.
Из соседних купе стали выглядывать офицеры. Полковник побагровел, резко повернулся и зашагал по коридору.
В этом вагоне эшелона, направлявшегося на южный фронт, в 1917 году встретились трое. Один принадлежал к вдохновителям тех, которые позднее, по словам Антона Страшимирова, «истребляли свой народ так, как турки его не истребляли», другой был хлебопашцем, отцом детей, что четверть века спустя с оружием в руках ушли в горы по стопам Ботева и Левского, третий — одним из величайших людей нашей эпохи, неустрашимым борцом за правду и коммунизм. В этот дождливый день он ехал на южный фронт, чтобы рассказать болгарским солдатам о первых сполохах Великой Октябрьской революции. За заступничество, о котором только что шла речь, он был приговорен к трем годам тюремного заключения.
За окном купе лил холодный ноябрьский дождь. Вагоны толкались один о другой, как овцы, подгоняемые злым пастухом.
— Скажи мне, кто твой лучший друг?
— Лучший друг мне тот, кто лучший друг моему народу.
Китайская пословица
Он прибыл в Драму поздно вечером поездом из Ксанти. Его встречали двое солдат — телеграфисты штаба дивизии, разместившейся в городе. Часовой, стоявший у входа на перрон, не остановил их, это был свой товарищ. Он только улыбнулся и сказал: «Проходите!» Тесняки организовали в дивизии политический кружок. Они знали, что положение на фронте очень напряженное и что на севере произошли небывалые в истории события. Революционной волной смело корону с головы императора. Но что же все-таки произошло? Все хотели знать об истинном положении дел в России. И вот теперь не кто-нибудь, а один из виднейших народных трибунов — посланец Центрального Комитета прибыл сюда, чтобы рассказать об этом.
Из трубы паровоза вырывался сноп ярких искр. Он тяжело пыхтел, оглашая шумом притихшую Фракийскую равнину. Как только состав остановился, из вагонов на перрон высыпали сотни солдат с ранцами и ружьями за плечами, с корзинками провизии в руках. Димитров был единственным штатским среди военных. Он соскочил с подножки предпоследнего вагона и прошелся по перрону, вглядываясь в лица встречающих. Двое солдат сразу же узнали его по бороде и направились к нему. Когда они поравнялись, один из них громко сказал своему спутнику:
— Сегодня вечером поезд опоздал.
Димитров, не останавливаясь, заметил.
— Поезда всегда опаздывают.
Это был ответный пароль.
Не говоря ни слова, один из солдат прибавил шагу, обогнал приезжего и пошел метрах в десяти впереди него, а второй несколько отстал. Димитров молча следовал за первым солдатом, размахивая саквояжем. Через несколько минут они исчезли в лабиринте кривых драмских улочек. Война давно уже задула старые уличные фонари с разбитыми стеклами. Только луна по-прежнему плыла в чернильном осеннем небе — золотистая, круглая, словно каравай, какие пекли в доброе старое время, когда еще не было слышно грохота орудий. Каменные ограды отбрасывали густые черные тени. Ветер срывал с деревьев листья. Подкованные сапоги солдат гулко стучали по булыжникам мостовой. Они вышли к берегу. На воде поблескивало отражение луны.
