Скрипнули тормоза, и вагоны, загромыхав буферами, остановились на глухом полустанке. Окружившие его липы роняли на землю желтые листья. Из станционного здания выбежал солдат с туго набитым заплечным мешком и, сильно припадая на правую ногу, кинулся к первому товарному вагону. За ним неловко семенила молодая женщина в полосатом переднике, черном платке, с косами до пояса. У нее было измученное лицо и заплаканные глаза. Она несла две большие сумы и корзинку, обшитую сверху полотном.
— Не найдется ли у вас местечка для меня? — спросил солдат тех, кто сидел у двери.
— Нету, братец! Поищи дальше! И куда ты пустился с больной ногой? — ответил какой-то бородач с трубкой в зубах. — Говорят тебе, беги дальше! — закричал он, увидев, что хромой беспомощно озирается по сторонам.
Солдат заковылял дальше. Женщина следовала за ним, как тень. Она останавливалась возле каждого вагона и просила:
— Потеснитесь немножко, пустите его! Хромой он, не видите, что ли. Ах, господи, останется ведь!
— Беги в пассажирский! Чудак человек, еле ползет? Небось, от англичан побежишь прытче зайца. Живей, живей! — кричал ему вслед бородач.
Раздался сигнал к отправлению. Паровоз засвистел. Женщина закричала:
— Беги, Венко! Беги!
Солдат напряг последние силы и побежал, волоча хромую ногу. Когда он ступил на подножку пассажирского вагона, эшелон уже тронулся. Женщина бежала рядом с вагоном, передавая ему сумы и корзинку. Как только последний вагон прогрохотал мимо, она закрыла лицо передником и зарыдала.
Солдат прошел в коридор, остановился у двери первого купе, поставил корзинку на пол, снял вещевой мешок, тоже положил его на пол, прислонил к нему сумы и стал смотреть в окно. Крупные капли дождя ручейками сбегали по стеклу. Сквозь него чуть виднелись клочки земли, где он пахал и жал. Деревья убегали назад, голые ветви их качались на ветру, будто говоря ему: «Прощай!» К горлу подступил комок. Солдат отвернулся от окна и заглянул в купе. Там сидел красивый молодой человек с кудрявыми волосами, черной, как смоль, бородкой и большими блестящими глазами. Штатский.
Взгляды их встретились. Штатский открыл дверцу купе и сказал:
— Входи, товарищ, не стой в коридоре!
«Чудной человек, говорит мне «товарищ», — подумал солдат и втащил свои вещи в купе. Пассажир помог ему разместить багаж.
— Я видел тебя из окна, — сказал он, — сильно хромаешь. Почему не остался в лазарете?
— Мест не хватает. Привезли тяжелораненых, а нас, которые поздоровее, выписали.
— Куда путь держишь?
— К излучине Черны. Как доберусь туда на одной ноге, сам не знаю.
— Уж очень ты нагрузился, брат.
— Не для себя везу. У нас вся рота, можно сказать, из земляков. Приеду, а все мне в руки смотреть будут. Люди-то голодные, сам понимаешь. Гостинцы им бабы шлют. Наскребли по углам что могли. Эх, помирает с голоду наш брат в окопах!
— Наш брат помирает с голоду в окопах, а правители повернули орудия еще и против России. Мало им, видно, одного фронта…
В это время по коридору прошел полковник с голым черепом, в очках, с золотыми погонами на плечах. У дверей купе он замедлил шаг, пристально посмотрел через стекло и двинулся дальше.
Солдат съежился.
— Ну, сейчас он на меня налетит, как бешеный бык, — проговорил он и не успел кончить, как полковник вернулся, резко дернул ручку двери и крикнул:
— Рядовой!
Солдат вскочил и откозырял.
— Слушаюсь, господин полковник!
— Тебе известно, что этот вагон не для таких, как ты?
— Так точно, известно, господин полковник!
— Тогда что тебе здесь надо?
— Нигде не нашлось места, господин полковник!
— Он ранен, еле на ногах держится, а вагоны переполнены. Здесь есть место, пусть останется, — вмешался штатский.
— Не ваше дело! А ты уберешься отсюда на первой же остановке!
— Слушаюсь, господин полковник!
Захлопнув дверь купе, полковник зашагал дальше с видом человека, достойно исполнившего свой долг.
Как только поезд замедлил ход, солдат закинул за спину вещевой мешок, снял с полки сумы, корзинку и сказал с горькой усмешкой:
— Вот и выгнали меня из рая. Для них мы не люди. А не выполнишь его приказа, так под суд отдаст.
Штатский помог ему устроиться в тормозной будке соседнего вагона. Руки у него дрожали от возмущения.
