– С ним всегда была девчонка, по-моему, его дочка, но он обычно лупил ее по щекам всякий раз, как она его злила; потом она все больше отмалчивалась. Если я правильно помню, Шерборн продавал дешевое бренди. Разумеется, я ничего у него не покупал. У нас всем заправляет моя жена, а она женщина набожная и ходит в церковь. Понимаете – мы не торгуем из-под прилавка, нам неприятности ни к чему… Помню, правда, что Шерборн назначал две цены для своего товара. Когда я услышал, что его убили, я подумал: уж не поэтому ли? Однажды я кое-что у него все же купил, для себя, для личного пользования, так сказать. Помню, что монеты пересчитывала девчонка; потом она убрала их в кошель, который носила на шее.
Прошлое его кузины проступало все отчетливее. Ребенка втянули в преступную деятельность, заставив быть соучастницей в контрабанде. Она жила среди отбросов общества, которые без всяких угрызений совести убили бы ее ради денег. Ради кошеля с деньгами, который она носила при себе. И Шерборн не стеснялся давать ей пощечины, когда она его злила. Ничего удивительного, что теперь Анна старается ни к кому не приближаться. Ее глаза видели слишком много ненависти, а сама она познала слишком мало любви.
Если Анна была свидетельницей последних часов Клайва Шерборна, знает ли об этом его убийца? Известно ли ему, что его может опознать девочка, которая хранила и пересчитывала деньги? Возможно, сейчас убийца гадает, видела ли его Анна… и где она прячется. Вполне возможно, ей грозит не меньшая опасность, чем Клайву. Убийца хочет заткнуть ей рот навеки…
Холодная ярость клубилась у него в груди. Анна – его родственница, его подопечная, и он как ее опекун не позволит, чтобы она пострадала. Он вычеркнул еще несколько имен в списке адвоката Уиггинса. К сожалению, пока он не напал на след убийцы Клайва Шерборна.
– Ничего, скоро я узнаю, кто он, – прошептал он в полумраке, идя по мощенной булыжником улице. – Одна ошибка – и я до тебя доберусь, подонок, и ты даже не будешь знать, что тебя ударило.
– Сефора, какой замечательный был вечер! – Мария положила голову на спинку сиденья в экипаже и вздохнула. – Я еще не встречала такого интересного человека, как мистер Адам Стивенейдж, хотя, по правде говоря, твой лорд Дуглас гораздо красивее.
– Вовсе он не мой, – проворчала Сефора, и Мария рассмеялась.
– Все мужчины, с которыми ты знакомилась, тут же влюблялись в тебя по уши. Почему с ним должно быть по-другому? Как было бы хорошо, если бы ты бросила этого зануду маркиза Уинслоу и полюбила лорда! Вспомни, когда-то ты была смелее! Ты любила рисковать.
Мария говорила правду, с годами Сефора стала замкнутой, осторожной. И все чаще замечала вспыльчивость Ричарда, которую тот все с боMльшим трудом от нее скрывал.
Но… бросить все, повинуясь сиюминутной прихоти, ради мужчины, который не сказал ей ни одного нескромного слова?! Конечно, Дуглас улыбался ей и брал ее за руку, но он почти наверняка брал за руку много других женщин – и не только за руку. Сефора вспомнила поцелуй в саду, свидетельницей которого она стала на давнишнем балу. Фрэнсис Сент-Картмейл перебирал пальцами волосы красотки, которая так и льнула к нему.
На поверхность всплыла еще одна тревожная мысль. Что он ответил, когда она спросила, убивал ли он? «В тот раз я никого не убивал»… А в другие разы? Страшно думать о том, что он кого-то лишил жизни.
Однако и союз с Ричардом больше не казался ей тихой и безопасной гаванью. Впрочем, и остальные его достоинства больше не впечатляли.
Все изменилось. Прежде всего – ее восприятие. Испарилось доверие к нему, убежденность в возможности счастливого будущего с человеком, который готов был позволить ей утонуть!
– Сефора, ты слишком много думаешь. – Когда она повернулась к сестре, то увидела, что Мария пытливо смотрит на нее. – Ты слишком много воображаешь. Прямо слышу, как работает твоя голова. Почему бы тебе просто… не отдаться на волю чувства и не следовать велению сердца?
– Потому что на меня рассчитывают. Потому что мы с Ричардом дружим с незапамятных времен, и я причиню ему боль, если… – Она замолчала, испугавшись признания, которое едва не слетело с ее губ.
