– Сэр, я… – расплакался он вдруг. – Мне так стыдно.
– И поделом.
– Ваши ботинки. – Он всхлипнул. – Я заплачу за них. Если я хоть что-то могу сделать, хоть каким-то способом… – Парень поднял заплаканное лицо. – Вы – Генеральный секретарь, а когда-то вы были начальником Академии. Я был так горд встречей с вами. А меня вырвало на вас… – Он начал раскачиваться, держа голову руками. – О боже, мой боже.
Если он думал, что этот спектакль возымеет какое-то действие на меня, то жестоко ошибался. У меня не вызывал никакого сочувствия молодой нахал, который… В моей памяти стал всплывать исполненный страданий гардемарин в своем первом увольнении, крепко обхвативший унитаз в баре Лунаполиса…
Я откашлялся.
– Во-первых, ты не будешь больше пить. Шесть месяцев. Ни рюмки.
Он побледнел, но промолвил только:
– Слушаюсь, сэр.
– Ты опозорил Флот.
Он опустил глаза и снова покраснел:
– Да, сэр.
– Позови мистера Тилница. Он в соседней комнате. Спустя несколько секунд Марк стоял в дверях, скрестив руки на груди.
– Мистер Ансельм, вы будете выпороты. – Я наклонился вперед, опершись на одну руку. Другою я приподнял его подбородок. – Я бы сделал это сам, если б мог.
В глазах гардемарина читалась мольба, но он сказал только:
– Да, сэр.
– Как гражданское лицо я не вполне уверен, что обладаю таким правом. Но, если вы возражаете, я отправлю вас к начальнику Академии Хазену с объяснительной запиской.
– О, нет, сэр!
– Очень хорошо. Марк, честь сделать это предоставляется тебе. У нас нет скамьи и розог, поэтому воспользуйся своим ремнем. Иди, парень, и считай, что тебе повезло.
Ансельм неуверенно поднялся, хотел что-то сказать. Потом вяло побрел в спальню Марка.
Я лег на кровать, выключил свет и стал слушать отчаянные крики гардемарина.
Я зевнул. День начался рано, позади был долгий трансатлантический перелет с безмятежно спавшим кадетом и подавленным гардемарином. Потом – встреча с Арлиной, Филипом и Джаредом Тенером. Я говорил мало, так как мне это было почему-то трудно в их присутствии, а больше потому, что у меня перед глазами еще стояли разрушенные залы и трупы несчастных. Нисколько не подняло мне настроение и смиренное, почти почтительное поведение Джареда.
Позже, у себя в кабинете, я пыхал злостью перед экраном мобильника. Мне всегда были не по душе голографоконференции. Карен Варне была со мной, Бранстэд – в Ротонде, а генерал Доннер – в Париже.
– Вы называете это прогрессом? Ну-ну.
Я посмотрел на экран. Ко всем моим несчастьям добавилась еще боль в спине.
Доннер отстукивал пальцами по столу, и от этого изображение его лица дрожало.
– Мы опознали обоих террористов из музея. Это важный прорыв в деле.
– Один был уже мертв.
– Оказалось, что нет. Я говорил, что его уже четыре года назад объявляли мертвым.
Карен молча наблюдала за этим представлением.
На экране появился Бранстэд.
– Что беспокоит меня даже больше, чем эта атака… – Он потер глаза. – Террористы слишком хорошо организованы. Они смогли пронести бомбу в Ротонду, установить ее, проследить за передвижениями Генсека, обеспечить своих людей фальшивыми удостоверениями. Большая у них группа?
– Огромная, – подалась вперед Карен. – Слишком большая, чтобы позволять им и дальше дразнить нас. Убить господина Генерального секретаря! С детектором лжи мы их быстро накроем.
– Если их так много, – заметил я, – почему мы никак не можем выйти на их след?
Бранстэд прокашлялся:
– Людям это вряд ли понравится, детектор лжи был в ходу только в Мятежные века. Ну, посадим нескольких болванов за решетку. Кто-то может прихвастнуть некстати, кто-то решит нас анонимно разыграть. Думаю, отыщется не больше двенадцати человек. Стоит ли выдувать эти мыльные пузыри?
Мы встретились глазами, каждый надеялся, что заговорит кто-то другой. Я стал размышлять вслух.
– Мы ищем не там, где надо. – Мои слова вызвали удивленные взгляды. – Я имею в виду: а что если их не так много, как мы думаем?
– Столько атак в разных местах… – усомнился Джеренс.
– Я вчера вечером был в Лондоне, а сегодня вернулся домой. Мы можем быстро передвигаться, а они? Нет, послушай меня, Джеренс. Как много мы на самом деле знаем об этих парнях? Один был в аэропорту, сейчас он мертв. Сержант Букер из Академии. Еще кто-то подложил бомбу в Ротонде. Пятеро в музее – но двоих они потеряли. Их, может статься, всего полдюжины, – Я потянулся, стараясь унять боль в спине.
