– Меня попросили передать вам петицию.
– Опять?
– Да.
Его односложный ответ и угрюмый голос настораживали.
– Изложите суть дела.
– Все понимают, что положение отчаянное, и кое-кто предлагает включить сверхсветовой двигатель. Это последний шанс.
– Зачем? – поразился я.
– Может быть, корабль вернется в нормальное состояние.
– О Господи! Кому это могло прийти в голову?
– Кому, не знаю, но теперь все одержимы этой идеей. Кроме меня, Криса и Эдди Босса.
– Вы опять угрожали Крису?
– Нет, сэр, – невесело улыбнулся Уолтер. – На этот раз он принял решение самостоятельно.
– А почему?
– Считает, что включение сверхсветового двигателя приведет к мгновенной гибели.
– Или же нас выбросит за пределы галактики. Даже при исправном двигателе нельзя прыгать вслепую!
– Конечно, сэр.
– Давайте поговорим с Касавополусом Мы спустились в машинное отделение. Внимательно нас выслушав, инженер покачал головой.
– Это невозможно. Во время последнего боя живой снаряд, выпущенный в нас чудовищем, проплавил стенку шахты. И теперь нельзя генерировать даже неправильные N-волны. Поэтому двигатель, если его включить, перегреется. Возможен взрыв. А может случиться и что-нибудь похуже.
– Вы уверены?
– Уверен, – зло ответил инженер. – И без вашего письменного приказа двигатель не включу. Обсуждать последствия нам просто не придется.
– Такого приказа не будет, Касавополус. Через час жду вас в первом кубрике. А вы, мистер Дакко, соберите к этому времени экипаж.
Когда все собрались, я обратился к инженеру:
– Мистер Касавополус, расскажите о последствиях включения двигателя.
– Во-первых, шахта двигателя испарится от перегрева. Во-вторых, могут выйти из строя термоядерная электростанция, а следом за ней и все наши системы. К тому же неизвестно, в какой точке пространства окажется наш корабль.
– Вопросы есть? – спросил я.
Как всегда, первой подала голос Елена Бартель:
– Скажите, сэр, что будет с нами, если не включать двигатель?
– Мы умрем. – Ничего другого я не мог ответить.
– Когда, сэр?
– Не знаю. Голод начнется недели через две. Но умереть мы можем значительно раньше, если чудище и дальше будет переваривать корабль.
– Кто-нибудь знает, как повлияет на чудище включение сверхсветового двигателя?
– Этого я не знаю Мне известно только, что двигатель не функционирует.
– Но если его включить, чудище, возможно, прекратит сверхсветовой полет, – настаивала миссис Бартель.
– Трудно сказать, что произойдет, миссис Бартель.
– Но ведь мы ничего не теряем!
Пронесся гул одобрения. Почти весь экипаж был на стороне Елены Бартель. Элрон Клингер лишь печально на нее смотрел, не осмеливаясь со мной пререкаться.
– Потеряем жизнь, причем немедленно, – ответил я.
– Надо рискнуть! – с вызовом воскликнула Елена. – Все так считают.
– Но кораблем командую я.
– Большинство экипажа за включение! Вы же видели, сколько подписей под петицией!
– Собрание окончено. Инженер, кадет, пошли. – Я старался держаться уверенно, насколько это было возможно в сложившейся ситуации. Консервы на камбузе закончились. Осталось только немного овощей.
На пятьдесят седьмой день Грегор Аттани отдал свой ужин мистеру Ривсу, но тот отказался. В приступе раздражения я приказал кадету съедать положенную ему порцию всю, без остатка. А питались мы теперь жидким супом и вареными овощами.
У себя в каюте, в тишине ночи, я молил Бога поскорее забрать нас к себе.
Я уже ни о чем не мог думать, кроме еды. Дисциплина падала, возникали драки, но люди не калечили друг друга лишь потому, что сильно ослабли.
Все дни я проводил на мостике, без конца играя в шахматы и начиная партии одними и теми же дебютами; первые шесть-семь ходов всегда были одинаковыми, а потом я пробовал различные варианты. Играя белыми, начинал партию ходом слоновой пешки ферзевого фланга на два поля вперед. В этом дебюте мне удалось достичь немалых успехов. Мешал лишь голод. Не будь его, я внес бы ценный вклад в теорию дебютов.
Однажды, когда я обдумывал очередной ход, из динамика донесся голос инженера Касавополуса:
– Командир, докладывает машинное отделение. Здесь кое-какие э… трудности.
– Что случилось? – спросил я, нехотя выйдя из раздумья.
