Время еще оставляло надежды. Весь мир жил молодежной культурой. Историю делала молодежь. Середина 60-х — время Вудстока, парижских студенческих баррикад, протестов против войны во Вьетнаме, «Битлов», Годара, Збышека Цыбульского. Но 19 августа 1968 года танки стран Варшавского договора вошли в Прагу. Попытка совместить юношеский романтизм с реальным социализмом провалилась. В СССР тут же закрутили гайки. Вскоре начался так называемый застой.
Александр Кобак:«Атмосфера была душная. В общем, податься было некуда. Можно было стать инженером, работать в этом качестве 20 лет, добиться зарплаты в 120 рублей и читать Булгакова, вышедшего под зеленой обложкой. Но это было довольно скучно, и многие молодые люди начинали искать какие-то свои пути. И эти поиски и стали началом формирования целой среды, которая через несколько лет, уже к середине 70-х, стала самодостаточной. Там было фактически все».
Дмитрий Шагин:«После СХШ работал в коллективе „Иван Фёдоров“, в коллективе таком, нормальном, но не смог, потому что я, видимо, как-то не вписывался. В „Мухе“ тоже в общем-то была такая атмосфера, она мне не очень понравилась — вроде все пили вместе, но, по-моему, все друг за другом следили».
Брежневским Советским Союзом, а значит, и Ленинградом, управляли в сущности два человека — Суслов и Андропов. Задача Суслова — «косить поляну», то есть уничтожать все, не укладывающееся в рамки. Андропов работал с теми, кто отказывался в такие рамки укладываться. Стратегия КГБ определялась словом «профилактика». Андропов был согласен на культурное гетто для инакомыслящих. Сажали тех, кто хотел из этого гетто вырваться.
Брежневское время многие вспоминают с ностальгией, да и, по правде говоря, есть чего хорошего вспомнить. Это как будто такая жизнь в не слишком благополучном, довольно разгепанном, но в общем родительском доме — рубль на обед всегда дадут. Есть кому за тобой присмотреть, прочитать нотацию, поставить в угол, сказать, что ты делаешь правильно, что ты делаешь неправильно. Жизнь представляла некий коридор, абсолютно ровный, по которому человек всю жизнь и шел. Детский сад, пионерская организация, выпускной вечер, армия или высшее учебное заведение, распределение, инженер, старший инженер, пенсия, два раза в жизни можно было съездить в санаторий, можно было поехать в Крым, ну и потом похороны за государственный счет.
Формообразующих личностей в «Сайгоне» было двое. С одной стороны — пропагандист новой культуры Константин Кузьминский, поэт, архивист и издатель.
Дмитрий Шагин:«В Сайгон меня привел Боря Смелов, это фотограф удивительный. Я познакомился с ним на выставке „под парашютом“ — такая была квартирная выставка, потолок затянут парашютным шелком, у Кости Кузьминского. Собственнно, тогда Костя и был главным центром, где все происходило — собирались и поэты, художники».
Борис Иванов:«Постоянно, чуть не ежедневно собирались десятки людей, были выставки фотографов, живописцев, не говоря уже о чтении поэтов, потому что он сам был поэт, и он выпускал еще совершенно замечательные тома антологии неофициальной культуры и отправлял ее на Запад, где это стало публиковаться. И вообще стали узнавать, а что такое там происходит».
Бродильным началом «Сайгона» стал поэт Виктор Кривулин, инвалид с детства, передвигавшийся по городу на костылях.
Дмитрий Северюхин:«Виктор Кривулин был очень крупной фигурой в неофициальном движении Ленинграда не только потому, что он был крупным, я бы может даже сказал, великим поэтом (хотя это тоже важно), а потому, что он был очень уважаемой фигурой, вокруг которого сходились разные линии, отдельные течения, отдельные потоки неофициального культурного движения».
Благодаря Кривулину и Кузьминскому перезнакомились начинающие поэты, философы, историки, музыканты, люди театра. Сформировалась творческая среда. Кривулин назвал эту среду «второй культурой», подразумевая под первой — официальную, советскую. В первой культуре, на страницах журналов не существовало ни Гумилева, ни Солженицына, ни Набокова, ни Бродского, ни Бердяева. Запрещены Фрейд и Ницше. Хармс — малоизвестный детский поэт. Библию нельзя прочитать даже в библиотеке. От «Сайгона» же полуподпольное знание об истинном соотношении ценностей расходилось по городу.
