— И вот это — тоже! — гордо демонстрирует она богатый сервиз китайского фарфора. — Спасибо соратнику Кузьмину, принес.
Подразумевается, что я — в жизни ничего не сделал для дома, и только посторонние люди оказывают ей помощь в тяжелом труде домохозяйки. Ладно, такие мелкие уколы для меня уже не страшны: десять лет супружества выработали у меня к ним иммунитет. Кроме того, на Любаше то самое бархатное платье, которое я прихватил в Нанси, моя испанская брошка и тот самый жемчуг, который я подарил ей к рождению Левушки…
— А это — наши Даша, Паша и Глаша, — говорит Люба.
Передо мной стоят три девицы в темненьких платьях и накрахмаленных передничках. Две из них — явно китаянки, с блестящими черными волосами и длинными раскосыми глазами. Третья — черноволосая смуглянка, похожая на цыганку или испанку.
— После крещения их мне на воспитание отдали, как члену партии, — гордо сообщает мне супруга. — Даша и Паша — китаянки, а Глаша — откуда-то из Румынии, что ли…
Оч-чень интересно. Что ж это за воспитание такое?
— Да? И как это ты их воспитываешь?
— Как-как, — похоже, что Любаша обиделась — слежу, чтобы в церковь ходили, чтобы работали. Вот Марковне помогают…
М-да. Это мы, значит, рабовладельцы? Слышал я про такие дела, да вот видеть до сего дня не доводилось… Здравствуй, родная плантация, стало быть, не один Макс у нас — владетель орудий "молчащих, мычащих и говорящих"…
Но дальше праздник идет своим чередом. Стол ломится от различных вкусностей, над которыми Марковна, судя по всему, колдовала не один день. Гремит в углу радио, ждет своего часа новинка — телевизор, который очень нравится Любе, и о котором вздыхает Светлана. Да нет, Макс бы ей десять телевизоров купил, вот только у них он не показывает. Транслятора нет. За праздничным столом шумно и весело. Заглянул Кузьмин "на минутку" и остался: вырваться из наших цепких лап выше его сил. Какая-то очередная Любина родня, которая иногда кажется мне неисчислимой, как орды Чингисхана, зашла без приглашения и тоже осталась. Да Бог с ними, что мне — еды жалко? Тем более что один из родственников — пехотный капитан с медалями за Кавказ. Садись, соратник, ешь-пей чего душе угодно! Мало будет — еще возьмем!
— ОТ РОССИЙСКОГО ИНФОРМБЮРО!!! — врезается в веселый гомон голос Левитана. — В последний час: после продолжительных упорных боев войска Союза, сломив ожесточенное сопротивление противника, овладели городом и портом Александрией! УРА-А-А!!!!
— У-р-а-а!!! — дружно орем мы.
Молодец Рокоссовский. В том, что это именно его заслуга, а ни каких-нибудь там макаронников, за этим столом никто не сомневается. Левитан рассказывает, что первыми в город ворвались танки полковника Рыбалко, который, взяв на броню три роты немецких парашютистов, сходу проскочил траншеи противника и помчался по улицам, сея вокруг хаос, разрушение и смерть. Молодчина! Так и надо!
Мы выпиваем за Рокоссовского, за африканский союзный корпус, за братство по оружию, за победу и за мир во всем мире.
— Танцы, танцы — шумит Любина племянница, намертво вцепившись в Кузьмина. Александр покорно идет за ней.
Так, кто сегодня за роялем? Все-таки танцевать под патефон — вульгарность. Но только я за рояль не сяду — слуга покорный! Я тоже танцевать хочу!
Первые три или четыре танца мы все же отплясываем под патефон, а вернее — под радиолу. Макс и Светлана великолепно танцуют вальс, ну, а у нас с Любой свой коронный номер — танго. Этот танец больше всего любили в офицерском клубе в Манчжурии, поэтому те, кто служил в тех местах танго танцуют как бы не получше чем профессиональные артисты. Звучат "Брызги шампанского" и мы выходим на середину комнаты. Посмотрите, полюбуйтесь, позавидуйте…
Но после меня все-таки усаживают за фортепьяно. Я играю не очень: в детстве учили, забыть, конечно, невозможно, как, допустим, разучиться кататься на велосипеде и плавать, но умения у меня, скажем прямо, маловато. Наконец мне это надоедает. Невзирая на просьбы, я встаю из-за рояля.
— Ну, я плохо умею играть, что не понятно? Вон младших моих попросите: Ариша очень неплохо играет…
