Но Арина занята очень важным делом. Она пытается решить: подходит к платью, привезенному мной из Петербурга, кулон, подаренный Максом и Светой, и потому ей вообще нет дела до всего окружающего. Пожилая Любина родственница, кажется, двоюродная тетка, было садится к роялю, но то, что ей удается извлечь из инструмента, музыкой назвать сложновато. От этих звуков Танкист, прибывший вместе со мной в отпуск, гордо встает и отбывает на кухню, спасая остатки ушей. Да черт с этим роялем, нам и без танцев неплохо. Макс, передай коньяк, будь так добр…
— Господин, разрешите? Я могу попробовать — слышу я робкий голосок.
Около меня стоит Глаша. Она хочет играть на рояле?
— Милочка, а ты умеешь?
— Да, немного, — видно, что ей очень хочется.
Ну, что ж, я человек не жадный. Хочется бедолаге — пусть поиграет.
Жестом я разрешаю ей сесть за рояль. Уже по тому, как она садится, как кладет руки на клавиши видно, что играть она умеет. По крайней мере, не хуже меня…
Да нет, я ошибался. Она играет лучше, намного лучше. Мелодия вальса Штрауса то набегает волной, то рассыпается звонкими брызгами, то победно гремит, словно медью фанфар. Закончив один вальс, она тут же начинает другой, третий и так дальше и дальше без передышки. Потом наступает черед танго.
— Ну, разве я не умница? — спрашивает меня Люба, жарко дыша мне в ухо. — Видишь, какое сокровище я приобрела? А она еще и вышивать умеет, и шить…
В самом деле, девчонка — молодец! Играет прекрасно. И на вид — очень ничего. Надо будет напомнить Любе, чтобы проследила за Севкой: парень повзрослел, и мне не хотелось бы, чтобы он подглядывал за прислугой, или того хуже — влюбился в нее…
Наконец, Глаша прекращает игру и уходит на кухню. Я следую за ней.
— Глаша, спасибо — говорю я совершенно серьезно, когда девушка останавливается. — Где ты научилась так играть, если не секрет?
Она смотрит на меня, а потом тихо произносит:
— Дома, в Букурешти, я училась в консерватории… господин полковник.
— В консерватории?
— Мой отец был генералом румынской армии, господин полковник. Ионел Мунтяну. А я — его дочь, Мариула.
Она смотрит на меня с какой-то нечеловеческой покорностью. Наверное, если бы я приказал ей сейчас раздеться и плясать голой, она выполнила бы это с тупой покорностью. А если бы я потребовал чего-нибудь другого, то и это получил бы немедленно…
Пожалуй, стоит подумать о том, чтобы убрать эту девицу из нашего дома. Эта «Глаша», конечно, девушка из порядочной семьи, но Всеволод-младший уже не в том возрасте, чтобы в доме была ТАКАЯ прислуга. Люба, может быть и огорчиться, но я, пожалуй, позвоню о. Спиридону, чтобы ее поскорее забрали обратно в монастырь…
