– А ну-ка стой… Это хто такой к нам попал-то… Никак их благородие господин хорунжий… Стоять я те сказал… сичас тебе не старое время, сичас наша власть, кто был ничем, стал всем… а кто был всем, стал ничем!! – визгливо и восторженно выкрикивал уполномоченный…
Егор Иванович шел, глядя прямо перед собой. В том, что его расстреляют, он ничуть не сомневался. Его беспокоило лишь одно, сумеет ли Даша с братьями добраться до границы, перейти ее и там найти Решетниковых. Думая только об этом, он не обращал внимания ни на что, ибо ничего более для него уже не существовало. Он не слышал, что к нему обращается уполномоченный. Это была их врожденная семейная черта, отца и дочери – они обладали способностью ненадолго как бы уходить из реального мира в толщу своего сознания, своих размышлений, а потом, словно выныривая обратно, возвращаться в реальный мир… На этот раз вернуться не пришлось. Уполномоченный очень неважно себя чувствующий, вследствие употребления накануне большого количества самогона, буквально взорвался, видя что Щербаков совершенно не реагирует на его слова и команды:
– Ах ты моль белая… ссволоч… казара треклятая, сейчас я тебе уши твои прочищу, ты у меня!.. – с этими словами он забежал в избу и тут же выбежал вновь, сжимая в руке шашку, видимо первое оружие, что ему попалось на глаза. Подбежал, оттолкнул конвойного и с разворота срубил голову, совершенно не обращавшего на все это внимания человеку… Голова откатилось, уставшее заросшее щетиной лицо не выразило ничего, лишь веки дрогнули и тяжело закрылись. А тело как шло, так и продолжало идти еще несколько шагов, переступая ногами в разбитых сапогах, и фонтанируя кровью из срезанной шеи…
До самой зимы то там, то там тлели затухающие угли Большенарымского восстания. В казачьих поселках начался красный террор. Особенно старались уцелевшие местные коммунисты, члены комьячеек. Испытав животный страх, они мстили – убивали безо всяких судов. Да и красноармейцы имели приказ, расстреливать любого, замеченного с оружием в руках. Аресты и расстрелы сопровождались бесчинствами, самыми распространенными из которых являлись, беззастенчивый грабеж казачьих хозяйств и насилия над казачками. Грабежи, впрочем, именовались реквизициями, когда все имущество принимавших участие в восстании и их родственников отходило либо местным коммунистам, либо в фонд государства. Особенно жуткая участь ожидала жителей Мало-Красноярского. После его взятия, красноармейцы, обозленные потерями и упорством защитников поселка, обнаружив в домах много раненых… Раненых повстанцев выбрасывали на улицу и там добивали штыками. Хозяев этих домов… мужчин без различия возраста тут же расстреливали, женщин многократно насиловали, тоже без различия возраста, часто до смерти…
В результате подавления Большенарымского восстания к концу 1920 года в поселках Вороньем, Черемшанском, Малокрасноярском, Большенарымском, Чистоярском и других мужское население за исключением немногочисленных стариков и подростков отсутствовало. Посеянный весной того года хлеб убирать было некому, и он почти весь погиб под снегом.
Усть-Бухтарма избежала участи своих соседей. Осенью вовремя и без помех убрали урожай. Никаких репрессий здесь не было. И когда зимой голодные, чуть живые беженцы из «замиренных» поселков, в основном женщины и дети, стали появляться в станице и просить хлеба… В них было невозможно узнать гордых статных жен казаков, чьи предки полтора века были фактическими хозяевами этих мест. Впрочем, усть-бухтарминские казаки хоть и избежали участи восставших, но хозяевами той земли, что унаследовали от дедов и прадедов себя тоже уже не чувствовали… ни земли, ни рек, даже своих домов и имущества.
В ноябре, после того как выпал первый снег в долине Черного Иртыша, недалеко от границы, случился сильный оползень, чуть не половина сопки сползло в реку. Среди камней, проходившие там охотники за горными баранами обнаружили несколько раздавленных тел. Оповестили стоящий в Зайсане красный полк, охранявший границу. С большим трудом тела извлекли. Из них лишь одно не пострадало, тело юной рыжеволосой девушки с исхудавшим, иконописным лицом, если не считать небольшую ранку у виска. В ней опознали сестру милосердия из повстанческого отряда сотника Решетникова. Все кто ее видел, дивились необычайно спокойному, умиротворенному выражению ее лица, она встретила смерть, как бы совсем о ней не думая, занятая совсем другими мыслями. Она как будто глубоко спала и видела счастливые сны…
